Аромат мести

Серова Марина Сергеевна

— Подъезжайте к семи к филармонии. Я выйду — на мне будет черный балахон, вы можете меня узнать только по нему, — подойду к вам и попрошу прикурить.

— Добро.

Сеанс связи был окончен. Я вышла в фойе и стала жадно рассматривать зрителей. Некоторые подходили к моему «пейзажу» и подолгу рассматривали его. Я отыскала глазами Наталию Петровну, билетершу, спросила у нее про Клавдию Михайловну.

— У нее внук заболел, — сказала она. — Родители в Тюмени живут, так она сама его воспитывает… Правда, они деньги высылают.

— Что

нового? Ничего не вспомнилось?

— Ходят в основном постоянные зрители, вот только Храмова что-то давно не вижу… О нем некоторые мои знакомые спрашивают, — она улыбнулась, — а я откуда знаю, почему его нет? К нам из Чехии такой знаменитый саксофонист приезжал, Храмов любит саксофон, он его слушает, закрыв глаза… А вот чего-то не появляется. Может, заболел…

«Еще как заболел», — подумала я и отошла от билетерши.

И вдруг я почувствовала взгляд. Затылком. Я повернулась и увидела совершенно белое лицо. Оно принадлежало женщине. Белое лицо и красные губы. Огромные глаза пожирали «кафельный» пейзаж.

Я знала эту женщину. Но она узнать меня в такой одежде и гриме не могла.

Я подошла к ней.

— Нравится? — спросила я. И она вздрогнула, как если бы я нечаянно коснулась чувствительного места на ее локте.

— Что за мазня! — процедила она сквозь зубы. — И кому пришло в голову повесить это на центральной стене, на виду у всех!

— А по-моему, очень даже мило…

— У вас дурной вкус, — заметила она и отошла от стены.

Клавесин, лютня, гитара, флейта — все это, конечно, замечательно, но мне не давала покоя эта женщина. Я нарочно села таким образом, чтобы видеть ее.

И я дождалась. Минут через десять после начала концерта она поспешно вышла из зала. Я за ней.

Спрятавшись за колонну, я наблюдала. Вот она подошла к картине, если можно так назвать это творение, подняла руки и коснулась ее ладонями. Затем резко повернулась, и я услышала стук ее каблучков на лестнице, ведущей в гардероб и туалеты.

Пока она подкрашивала губы у зеркальной стены гардероба, я незаметно проскользнула в туалет и заперлась в кабинке. В щель мне было видно все кафельное пространство. Здесь несколько дней назад убили Даню.

Женщина вошла в туалет и замерла, скрестив руки на груди. Глаза ее горели. Она опустилась на корточки и обхватила руками голову. Ее странное поведение заинтриговывало меня все больше и больше.

«Простите меня», — услышала я и почувствовала, как моя кожа покрывается мурашками.

Она все знала. Она знала Кафельщика. Она просила за него прощения.

Она ушла. Многое за эти последние полчаса стало ясным.

Я посмотрела на часы: пора было встретиться с Людой и Селивановым.

С Людой я столкнулась возле кассы. Увидев меня, она вернула только что купленный билет обратно. Бросилась ко мне.

— Я была там. И встретилась с Храмовым, который как раз откуда-то вернулся.

Я сказала, что у меня возникли проблемы. Сочинила про беременность. Даже инсценировала полуобморочное состояние и, пока Валентин Георгиевич бегал за водой на кухню, заглянула во все комнаты. В одной из них лежал мужчина. Он бинтовал ногу. Я едва успела вернуться в гостиную. Мы поговорили с Храмовым об Аркадии, я просила, чтобы Храмов организовал мне еще одну встречу с ним… В общем, это уже неинтересно и не имеет никакого смысла… — Она замолчала и, раскрасневшись, добавила: — Мы скоро уезжаем.

— Кто это мы и куда? — спросила я, хотя уже догадывалась обо всем, что она собиралась мне сказать.

— С Сережей. Сначала в Москву, а оттуда… за границу! — Глаза ее блестели.

— Ты рано радуешься. Нельзя доверять человеку, которого почти не знаешь…

— Он хороший… Ему только надо закончить в Тарасове какие-то очень важные денежные дела, и все!.. Он вовсе не лакей, как тебе могло показаться. Просто он ждал удобного случая. Ты себе не представляешь, как я рада…

Мы вышли с нею на улицу.

— Подожди, мне надо найти кого-нибудь, чтобы прикурить. — Я достала сигарету и подошла к стоявшему возле машины Селиванову.

— Дом артистов, квартира шесть. Там находятся Клаус Круль и Валентин Храмов. Вот с них не спускайте глаз. Установите слежку. Давайте сюда… — Я взяла у него из рук пачку «Мальборо», в которой сейчас обретались все булочные и пекарни города.

Я вернулась к Люде.

— Какой джентльмен, — сказала она, — надо же, всю пачку отдал.

Я не могла ей сказать тогда, что в этой пачке, кроме булочных, находилась бомба, способная разрушить ее и без того эфемерное счастье.

— Решай, конечно, сама. — Я с грустью посмотрела на ее восторженное лицо и попрощалась с Людой.

В филармонию возвращаться было незачем. Я видела, как женщина, которая упрекнула меня в дурном вкусе, удаляется от филармонии быстрыми шагами, держа в руках рулон ватмана — копию бессмертного шедевра Кафельщика.

Я села в машину и поехала искать какое-нибудь тихое место. Этим местом оказалось маленькое кафе неподалеку от сквера. Я села, достала тонкие листочки с компьютерным шрифтом и принялась разглядывать найденный в пачке «Мальборо» план города с помеченными на нем крестиками булочными.

Я понимала, что нужная мне булочная должна находиться где-то в центре города. Поэтому сразу же очертила круг радиусом пять километров от гостиницы. Он почти совпал с таким же кругом, в центре которого был дом артистов.

Булочных с вывеской «ХЛЕБ» было всего двадцать.

И я, вернувшись в машину и сняв там с себя черный балахон, поехала по первому адресу.

На все у меня ушло часа полтора. Вывеска должна находиться на досягаемом уровне, иначе как в нее спрятать контейнер? Таких вывесок я не обнаружила.