Аромат теней
Шрифт:
Я снова подросток; точнее, мне пятнадцать лет. Умный, изобретательный подросток, которому нужно сбежать из мира, где меня никто не понимает… как, вероятно, считают все подростки. Но есть человек, который меня понимает, он меня знает и любит больше всех остальных.
Бен Трейна жил через длинную, но узкую полоску пустыни, с тех пор давно превратившуюся в широкую улицу для нетерпеливых водителей, но в то время помеченную единственной тропой, которая вилась по поверхности пустыни. Эту тропу, вероятно, протоптали исключительно мы с Беном за время летних каникул.
По расположению очень близкие,
Однако, несмотря на все эти различия, наши семьи очень походили друг на друга. Властный патриарх – игровой магнат против отставного военного; послушная жена – умница, принимавшая активное участие в общественной жизни, и домохозяйка; и пятеро детей – две девочки с моей стороны, три мальчика – с его.
Его родители на уикэнды уезжали из города – один брат уже не жил дома, второй проходил начальную военную подготовку; поэтому неудивительно, что их отсутствие стало для нас праздником. Мы были влюблены – оба в первый раз – и испытывали все, что с этим связано. Весь уикэнд прятались от мира; разговаривали, смеялись, ели. Смотрели кино. Целовались. Целыми днями занимались любовью.
Воскресное утро означало конец нашего любовного свидания. К полудню вернутся домой его родители, но первой появилась моя сестра, задыхаясь от бега по предрассветной пустыне. Нам пришлось покинуть свой кокон из простыней и тел, когда тишину нарушил стук в дверь.
– Тебя ищет мама, – без всякого предисловия сказала Оливия. – Она так встревожена, что хочет вызвать полицию. А папа говорит, что тебе пора в колонию для малолетних преступников.
Я неохотно повернулась к Бену.
– Мне пора.
Он сонно вздохнул, от него пахло мной.
– У тебя будут неприятности? Я улыбнулась.
– Оно того стоило.
– Пошли! Я не хочу с тобой в колонию, – заявила Оливия и вздрогнула. – Там заставляют носить бумажные тапочки.
Мы бежали так быстро, как могли нести ноги, бежали в пропасти тьмы, бежали по тропе, которую я знала так же хорошо, как вены на моей руке… или руке Бена. Оливия была моложе меня и тогда быстрей. Я все еще вижу, как он бежит в ночи, золотые волосы освещены луной и летят за ней, как ленты на ветру. Даже в тринадцать лет она была очень красива, женщина в ней уже перерастала ребенка. Я, хотя и была старше ее, все еще выглядела девочкой.
Человек появился ниоткуда, вынырнул из тьмы, ударил Оливию сбоку. У нее даже не было времени закричать; она рухнула на камни, беспомощно зажатая сильным противником. Далее слышались только звуки борьбы. Разрываемой одежды. Удары по телу. Болезненные просьбы о милосердии.
Из моего подсознания послышался голос, искаженный и иррациональный. Ты заслужила то, что произошло той ночью.
Я стонала
– Беги! – закричала я, набрасываясь на мужчину сзади. У меня не было умений, которые есть сейчас. Не было сил, чтобы справиться с мужчиной, ничего не помогало мне устоять перед этим человеком-хищником. Оливия убежала, и даже после того как она исчезла, я слышала хруст гравия под се ногами и ее крики, летящие за ней, как волосы. А потом я вообще ничего не слышала.
Но это было тогда.
– Мне следовало убить тебя в первый раз, – сказал человек, которого – теперь я это знала – зовут Хоакин. Я почувствовала, как открываются мои глаза, – глаза, как у Репы, у которой их нет, – и посмотрела в лицо, такое же жестокое, каким я его помнила. Полные губы обнажают зубы, расставленные через равные промежутки. Я поняла, что это предназначенная мне улыбка, и зловоние гнилого меда устремилось ко мне из его рта. Щетина, слишком совершенная, чтобы быть естественной, покрывала его подбородок и щеки, и несмотря на его возню со мной, ни один волосок не выбился из его прически. Волосы, гладкие и прилизанные, были зачесаны назад, и в слабом свете луны были отчетливо видны линии, оставленные зубцами его расчески.
– Нет! – сумела я произнести, прежде чем его пальцы снова впились мне в горло, придушив. Правой рукой он ударил меня по лицу, повернув его вправо. При обратном ударе я почувствовала, как треснула кость носа. Как я могла забыть этот звук?
– О да, – ответил он, изогнувшись надо мною, изображая оргазм, дергаясь, как трещотка. – Да, да, да.
Я пнула его головой, заставив дернуться. Из носа у него полилась кровь, и на лице появилось удивленное выражение. В первый раз я этого не делала. Он снова ударил меня, но на этот раз слишком поздно. У меня возникла новая мысль.
– Я не должна быть здесь снова. Не должна снова через это проходить.
Я переместила бедра, увеличив пространство между нами, и смогла высвободить ногу и ударить его коленом по ребрам.
– Нет, должна, – заявил он, прижимаясь ко мне и прижимая меня к поверхности, как борец в вольной борьбе.
Я почти сдалась. Почувствовала, как горят легкие от недостатка воздуха, как его руки движутся у меня между ног, но тренировки и воля позволили продолжать борьбу.
– Нет… Я больше не девочка. Я Стрелец. – Я мигнула и почувствовала, как на моем лице расплывается улыбка. – Я Стрелец, а это… мой сон.
– Но мы можем достать тебя и во сне, – оскалился он, снова вгрызаясь в меня. – Я могу во сне насиловать тебя.
– Нет. Я этого не хочу.
– Сопротивляйся, сколько хочешь, но ты не можешь изменить то, кто ты есть… кем я помог тебе стать.
– Я не такая, как он!
– О, посмотри в зеркало, дорогое дитя. – Он хитро улыбнулся. – Ты точно как он.
За нами послышался какой-то шорох, Хоакин оглянулся, потом снова повернул голову ко мне.
– Проклятие! – воскликнул он и исчез.