Аромат Жасмина
Шрифт:
Ничтожество! Ненавижу! Воротит от одного вида!
– Пусти… оставь в покое… – дёрнулась в попытке освободиться, но тщетно – вцепился клешнями.
С Маратом не справиться, слишком тяжёлый и физически крепкий.
– Не-е-т, – протяжно ответил, а склонившись к уху, прошипел: – Я буду драть тебя до полуобморочного состояния, до полного опустошения, изнеможения и хрипоты в голосе… хочу слышать, как истошно кричишь, плачешь навзрыд, умоляешь прекратить – до тех пор, пока, ослабленная и уставшая,
Отпустил буквально на несколько секунд, оседлал как кобылу и, удерживая между ног, стянул с себя галстук.
Знаю: дальше будет «развлекаться», как это нравится ему…
Он привязал меня за руки к кованому изголовью кровати. Разорвал мою ночную сорочку точно по центру. Окинул хищным пронзительным взглядом и, оскалившись подобно зверю, сказал:
– М-м-м… Обожаю твои маленькие сиськи, – положил ладони на грудь – мнёт с таким усилием, чтобы синяки остались или метки, щипает соски и выкручивает их... Ощущения настолько болезненно-острые и колкие – кажется, будто одновременно со всех сторон под кожу вонзаются кинжалы и режут плоть изнутри до глубоких кровоточащих ран.
– Хватит, прошу! – слёзы потекли, сдерживаться больше не в состоянии.
Именно этого добивался… и, конечно, продолжает муку…
– Упругие сладкие сисечки, как у юной девушки, не испорченные кормлением мелких ублюдков, и фигура тоже идеальная... Хорошо, что у нас нет детей.
«Да без разницы, пусть всё до пупа отвиснет, растолстею – плевать!» – возможно, в таком случае, перестану его привлекать и интересовать…
– Невыносимо прекрасна… – Марат облизнулся, – а обездвиженная и послушная – просто мечта, а не женщина, с огромным удовольствием трахну во все дырки, – наклонился к груди и жадно засосал всем ртом... укусил соски...
Всё это вызывает только отвращение.
«Противно, как же противно… до тошноты…» – кроме презрения ничего к нему не испытываю.
Он спустился ниже. И собирался снять с меня трусики.
– Нет! – машинально сжала бёдра. – Пожалуйста, можно не сегодня… – и жалкая попытка остановить его, – месячные начались.
– Что?! Месячные? – раскатисто рассмеялся (или высмеял?), и этот звук, отражаясь от стен, бьёт словно пощёчина. – Если ты не в курсе, – обхватив мой подбородок, заставил посмотреть на него, – за годы брака с тобой выучил график «твоих дней» досконально. Отказываешь законному мужу? Сучка… тварь… – со злостью произнёс, а выпрямившись, опять ударил по лицу…
В глазах потемнело на доли секунд.
«Не могу, я так больше не могу…» – но
– Ты специально выводишь на эмоции! – удар. – Провоцируешь! – удар. – Дразнишь! – удар. – А крайним потом становлюсь я… Ненавижу! – удар. – Просить прощения не буду, сама виновата! – удар. – Сейчас покажу… – порвал бельё, – раз и навсегда запомнишь, как нужно себя вести, отпадёт всякое желание спорить со мной! – расстегнул ремень и молнию своих брюк, спустив их вместе с боксерами. Перевернул меня на живот, пальцами скользнул в промежность, грубо вторгаясь внутрь. – Как же хочу тебя… трясёт от одного вида… – настроение меняется вмиг, даже голос заучит иначе.
И раздвинув ягодицы, ворвался в моё тело быстрым толчком…
…Я дёрнулась во сне, словно упала с высоты в огромную воющую пропасть и разбилась, но успела проснуться до того, как увижу собственную смерть там...
Резко села. Пытаюсь унять бешеное сердцебиение и восстановить дыхание, судорожно хватаю воздух – он с болью застревает в лёгких.
Эти события полугодовой давности — самые жестокие на моей памяти, не редко снятся, по-прежнему преследуют, пугают, не отпускают и до сих пор терзают так сильно, как будто всё произошло в реальности вновь…
38
Богдан
– Такая вот история произошла с ней… – я внимательно посмотрел на отца с матерью.
Не жду от них каких-либо комментариев касаемо прошлого Жасмин, рассказал им всё, что знаю, во избежание ненужных вопросов (хотя в подробности тоже не углублялся, это лишнее – хватает тех фактов, которые уже известны). И советы, в данном случае, им лучше держать при себе, зато понимание ситуации, полное принятие моего выбора и поддержка – помогут справиться с имеющимися сложностями, а, главное, не обзавестись новыми. Разрываться между родителями и любимой женщиной не стану, ни при каких условиях, даже если их мнение изменится, и они вдруг попытаются повлиять на меня, опасаясь за мою жизнь.
«Рискую? – да» – впрочем, сейчас ничто не остановит на пути к цели – желаемому счастью. Семью хочу, детей! Встретил ту самую и никогда от неё не откажусь. И не допущу, чтобы кто-нибудь нам мешал.
– Бедняжка… досталось от мужа-садиста… терпеть издевательства, насилие столько лет… – тяжело вздохнула мама. – С трудом представляю, как она вынесла всё, не сломалась, не потеряла надежду и веру в хорошее, не разочаровалась.
– Фонд не дал ей опустить руки окончательно, – пояснил. – Заботясь о чужих детях, старалась отрешиться от личных проблем, абстрагироваться – как угодно назови.
– Я вот, о чём подумал… – начал, было, отец. – Богдан, твои чувства очевидны, не вызывают сомнений…
– Но что? – разглядываю его озадаченное выражение лица.
– А с её стороны – тоже искренне? – несмотря на все слова, сказанные им ранее, продолжает уточнять важные моменты – наверное, больше для собственного успокоения интересуется.
За меня волноваться не стоит.
– Конечно, любит. Почему спросил об этом?
– Быстро переключиться после болезненных отношений с одного мужчины на другого… ну-у… как минимум странно… – он резко замолчал, пожимая плечами.