Ароматы кофе
Шрифт:
Таким вот изящным путем Артур вернулся к отправной точке своего выступления — и собравшиеся аплодировали ему стоя, как раз в тот момент, когда распорядители уже грубо хватали руками его жену.
— Пошли прочь! — кричала Эмили на них, а они толкали и тянули ее вдоль ряда, не собираясь отпускать.
Она кинула транспарант на кресло. Я, не раздумывая, поднялся. Правда, никто в тот момент на меня не смотрел — все встали со своих мест, аплодируя славному защитнику их свобод: один мужчина в толпе мужчин
— Право голоса женщинам!
И как только среди гула образовалось временное затишье, я громко сказал:
— Как нам воспринимать ваш брак, Брюэр, если ваша собственная жена среди протестанток?
Наступила пауза. Публика попеременно бросала взгляды то на Брюэра, то на меня. В какой-то момент он растерялся, не зная, что сказать. Потом устало произнес:
— Я и так уже посвятил этому вопросу больше времени, чем он того заслуживает. Мы будем обсуждать поведение женщин или работать?
Последовал выкрик:
— Работать!
А после этого и меня распорядители вывели из зала и, воспользовавшись случаем, пару раз щедро наподдавали мне по почкам.
В тот же день вечером Эмили пришлось предстать перед мужем и иметь с ним то, что в те годы именовалось у нас mauvais quart d’heure. [67] К моменту ее возвращения он, поджидая жену, по-хозяйски расположился в гостиной в окружении своих бумаг. Казалось, он совершенно спокоен, но Эмили знала, по виду Артура невозможно определить его истинное состояние.
67
Краткий неприятный разговор (франц.) — дословно: «неприятные четверть часа».
— Для меня было полной неожиданностью увидеть тебя сегодня на этом собрании, — наконец произнес он.
Эмили набрала в грудь побольше воздуха. Итак, им предстоит это обсуждать. И она собралась рассказать ему, почему поступила именно так, почему не смогла сдержаться. Высказать это было нелегко, труднее даже, чем на том собрании. Одно дело встать и прокричать призыв среди незнакомой толпы. Но женщине противостоять собственному мужу в его собственном доме было делом немыслимым.
Она произнесла, как и он, спокойно и ровно:
— Думаю, для тебя не были новостью мои политические убеждения.
— Мне было известно, что ты поддерживаешь крайние идеи. Но я не подозревал, что ты теперь принимаешь активное участие в нападках на ход развития демократии.
— Это никакая не демократия. Демократия предусматривает предоставление гражданских прав всем гражданам, не только мужской половине…
— Умоляю, —
Она прикусила губу.
— Ты забываешь о главном, — сказал он, — такого рода твое поведение пятнает мое доброе имя.
— Вот уж не думаю, что…
— Во-первых, потому, что ты теперь его носишь, и как носительница имени Брюэр ответственна и за репутацию нашей семьи. Во-вторых, поскольку ты моя жена, твое поведение отражается и на мне. Если ты публично на меня нападаешь, люди могут подумать, что я дурно обращаюсь с тобой дома.
— Но это же смешно!
— Смешно? По-моему, тебя уже не было в зале, когда твой приятель Уоллис именно так все изобразил перед несколькими сотнями моих избирателей.
— Роберт не имел никакого права, — пробормотала Эмили. — Я его об этом не просила.
— Думаю, ты сильно преувеличиваешь свои возможности влиять на него. Такого рода публика всегда любой неосторожный жест использует в своих целях. Вот и он использует тебя, как ему угодно.
— Артур, ты все не так понял. Между нами ничего нет.
— Теперь, Эмили, это, пожалуй, не так уж и важно. Я уже принял кое-какие решения в этой связи. Я решил, что ты должна раз и навсегда порвать отношения с Уоллисом. И ты должна порвать с этим «Правом голоса женщинам».
— Что значит «порвать»?
— То и значит. Больше ты ни с чем подобным не будешь связана. Ни в каком виде.
— Артур… но я не могу с этим согласиться!
— А мне и не требуется уже твое согласие. Я отвергаю все твои протесты. Это мое решение, и как твой супруг я считаю, что ты должна ему подчиниться.
— А если я не подчинюсь?
— Ты моя жена…
— Но ты обращаешься со мной не как с женой! Ты обращаешься со мной даже не как с прислугой, как с рабыней…
— Хотел бы напомнить тебе об обетах, данных тобой при венчании…
— Ах, вот ты как заговорил! — вскричала Эмили. — Как будто я нарушила условия торгового контракта, и ты требуешь от меня компенсации?
— Со своей стороны, — невозмутимо продолжал Артур, — я отвечаю за каждое слово данного мной обета. Я произносил их перед Господом и буду чтить их до своего последнего дня.
Его слова прозвучали настолько искренне, что Эмили даже слегка растерялась:
— Что-то я не почувствовала этого, когда ты говорил со мной в таком оскорбительном тоне на глазах у всей этой публики…
— Не мне было выбирать для этого время и место, — сухо ответил он. — К тому же я пытался защитить тебя.
— Защитить меня?
— Если бы я тогда не обратился лично к тебе, распорядители обошлись бы с тобой куда круче. А так они вынуждены были выждать, пока я не закончу говорить. Это слегка их усмирило.