Ароматы жизни, или Квантовый ароматизатор Майкла Томсона
Шрифт:
– Ну, Слава Богу! – выпалила Ольга. – А то ведь можно попасть в немилость к Всевышнему, перепутав молитвы.
* * *
Аркадия умиляло ее отношение к религии:
Как говорила её бабушка, Бог всегда рядом, когда сердце ему радо. – И то верно: ни добавить, ни убавить.
Ольгу же подкупала решительность Аркадия в закреплении интимных отношений, он явно не понимал из какого лагеря ей обломилась командировка.
Она и целовалась то украдкой, как если бы любила под запретом,
По Гаррисбергу влюбленные ходили редко, но американец всегда вел советскую подругу под руку.
Надо полагать, это было вызывающе для граждан-пуритан, но для сексотов вдвойне невыносимо: от зависти и негодования.
Ольга до встречи с Аркадием не была девственницей, но плевра коммунистических шор фатально опала с глаз комсомолки.
Её возлюбленный этого мог и не заметить за столь короткий срок пребывания в плену любви, но Ольга преобразилась не только в своем сознании, но и во взглядах на окружающее.
И то верно: Сексом насыщаются, любовью наполняются
Короче, Ольга даже не смогла сообщить ему о первых признаках задержки месячных, когда чекист – «соглядатай» буквально запер её в номере гостиницы на целый день, накануне отлета в СССР.
Уже в самолете «Аэрофлота» сексот говорил ей в глаза о любви к Родине, о врагах народа, шпионах, о государственной тайне и прочей белиберде коммунистической пропаганды.
Соглядатая она практически не слушала, но сожалела, что отложенное на последний день изучение контроля за возможной утечкой теплоносителя первого контура реакторной установки и, соответственно, потери охлаждения ядерного топлива, не состоялось. А тут ей было чем поделиться с американскими коллегами.
Арни ещё не воспринимал фатальности исхода девушки из любовной игры. Но о своем намерении усыновить советского «беспризорника» с Ольгой он не обсуждал не по забывчивости, а по причине радужного состояния духа влюбленного человека.
* * *
Первые дни по возвращении на службу в подмосковную Дубну Ольга Багрова была занята проблемами отчета по командировке, а потом и за второй год аспирантуры.
Сексот исчез из её поля зрения, но очевидно свой рапорт сдал в Секретный отдел Института.
Не ясной оставалась и степень осведомленности службиста о её личном времяпрепровождении.
По крайней мере ей так казалось какое-то время.
Впрочем, что она – казенный человек, а по советской статистике ещё и репродуктивное существо, Ольга усвоила сызмальства от своей матери Пелагеи Николаевны Багровой.
Пелагея Николаевна – свидетель Дмитровлага. Живет в Дубне, в районе «Тридцатка».
Её муж, отец Ольги, Исаак Маркович Багров, с 1940 года работал на авиазаводе № 30, где после войны собирали гидросамолёты, а в 1953 году, при поддержке «трофейных» немецких специалистов, был переведен на производство крылатых ракет.
Ныне это Дубненский машиностроительный завод имени
Дубна знакома Ольге с детства. Здесь она родилась, окончила школу. Высшее образование физика получила в МИФИ. На работу распределилась в ОИЯИ – специалистом по ядерным реакторам.
Здесь, в районе Тридцатки, они живут с матерью после смерти Исаака Марковича.
Своеобразно географического расположения города на территории Московской области: по сути Дубна представляет собой остров, его границы очерчивают реки Волга, Дубна, Сестра, канал им. Москвы и Иваньковское водохранилище.
* * *
На какое-то время Ольге показалось…
Увы, присказка «Показалось, иди в церковь» в СССР не имела хождение, а в случае с комсомольцами и членами КПСС каралась отлучением, например, от зарубежных командировок, что, кстати, для Ольги Багровой и легло в основу её стратегии поведения: вести себя впредь безукоризненно, дабы через год «добиться» новой командировки за рубеж.
Уж очень не хотелось почувствовать на себе клеймо «невыездного» гражданина Советской России. С таким статусом можно забыть о научных работе в НИИ и ОКБ. Проще жить с клеймом проститутки, кто сегодня не продает свои руки и мозги, чем пребывать в статусе «нелояльной».
От одной этой мысли человека бросает в горячий пот, смердящий запах которого пропитывает не только нижнее белье, но и местами верхнее платье.
* * *
Наивность и непритязательность советских людей, оттягивающихся на Западе после длительного, а порой изнуряющего пребывания «за железным занавесом», считай в барачном социализме, вызывали недоумение, а в определенных условиях интимной близости разнополых партнеров порождало неукротимое желание не только совокупиться, но и слиться в брачном союзе.
Аркадий Гарри Томсон – брат Карла Томсона испытал нечто подобное: он полюбил Ольгу.
Так ему казалось. Он не знал и не догадывался, что советскую женщину мало брать, её надо вырывать из тенет режима и нравственных мучений предательницы родины, под которым коммунистические лидеры понимали своё злокозненное господство.
Аркадий пробовал ей писать письма, звонить, телеграфировать.
Бесполезно. На письма она не отвечала, стесняясь малограмотности по части английского языка; телеграмм Ольга панически боялась, а звонить за кордон, будучи сотрудником режимного предприятия, втройне остерегалась.
Казалось, чего проще, ему бы приехать на побывку на месяц, а то и на год в СССР, пока… власти сгоряча не растиражируют «Историю одного города» Салтыкова-Щедрина, бывшего дворянина, а ныне пролетарского попутчика.
А что пока?
Пока рак на горе свистнет? Но Ольга так и не призналась своему возлюбленному, что она беременна. А вдруг ложная тревога, вдруг выкидыш?
– Нет, право, это как-то не по-людски, слишком легкомысленно для «международных отношений», – «кумекала» она.