Ароматы
Шрифт:
— Ты уверена?
Она начала снова:
— До войны, во Франции, была другая жизнь. Жизнь в романтическом ореоле, жизнь высокого стиля. Так ты жил… — Перед мысленным взором Ви прошла процессия безликих женщин в вечерних платьях, женщин богатого обеспеченного мира, бездумно предающихся развлечениям… на миг Ви позавидовала им. — Но здесь, в Америке, жизнь не та. Ни одной унции самых великолепных духов не продашь без рекламы. Закон жизни — бизнес.
— Да, — подтвердил он невыразительно. — Другая страна. Для молодых.
Оба замолчали. Потом Арман снова начал
— В молодости я верил в себя, следовал своему призванию, и ничто не могло заставить меня свернуть с пути. Я отверг своих родителей, потерял родной дом и любовь отца. Это был трудный путь. Но я верил, Ви! Я верил. — Он тяжело вздохнул. — Теперь я в чужой стране. Моя дочь забыла французский язык. Я необеспечен…
Ви попыталась протестовать, но Арман остановил ее. — Нет, не перебивай меня. Ты должна понять, почему я работаю на износ. Я работаю без отдыха, но не так, как раньше. Тогда во мне горело творческое пламя, теперь во мне тлеет страх. Я боюсь, что мой талант сходит на нет, и однажды все увидят, что я несостоятелен.
Ви хотелось подбежать к отцу и обнять его, но она чувствовала, что он не примет жалости.
— Твой талант не иссяк, — сказала она твердо. — Ты по-прежнему гениален. Это признают все.
Арман опустил голову.
— Ты слишком молода и не понимаешь, что значит сомневаться в себе. Ну, хватит об этом. Мне надо работать.
Ви поцеловала отца в макушку и вышла из лаборатории.
Через шесть лет после создания «Парфюмерии Джолэй» фирма получала на ежегодных распродажах около шести с половиной миллионов долларов. Постоянные клиенты были верны духам «Джолэй», славящимся изысканностью и высоким качеством.
Но в последнее время стали происходить обескураживающие явления. Клиенты возвращали партии товаров, не возобновляли заказы. Ви занялась подсчетами и получила неутешительные результаты. Она пришла поговорить с Арманом.
— Это я, — сказал он, как будто эта мысль преследовала его и раньше. — Это мои ошибки.
Последнее время Арман работал в лаборатории до полуночи и возвращался туда на рассвете, выпив вместо завтрака чашку кофе. Вид у него был изможденный, лет на десять старше своего возраста, и двигался он стариковской скованной походкой Ви не раз просила его отдохнуть, взять хотя бы небольшой отпуск, но он словно и не слышал ее слов.
В следующее воскресенье Ви услышала, что Арман в своей спальне проснулся на рассвете, как в будние дни, и вбежала к нему. Встав перед дверью, она воскликнула: — Я не позволю тебе идти в лабораторию, папа! Ты не даешь себе отдыха! Ты заболеешь!
— Кто же будет работать, если не я? — желчно возразил Арман. — Кругом лентяи.
Ви покачала головой — Оттого, что ты переутомляешься, страдает и твоя работа. — К сожалению, Ви знала, что Арман был прав, обвиняя себя переутомляясь, он допускал ошибки в работе.
— Нет! — взвился Арман — Моя работа безупречна. Портят дело эти безответственные лентяи. Они хотят не работать, а только деньги получать. Я их всех вышвырну, этих негодных помощников, секретарш…
— О
— Вот о чем: я продам эту чертову компанию людям, которые умеют вести дела! — Арман смотрел на дочь как обвинитель.
Она не верила своим ушам.
— Значит, по-твоему, в ошибках виновата я?
Он пожал плечами. — А что ты понимаешь в бизнесе? Девчонка…
Ви взорвалась. — Да ты бы милостыню просил, если б не я! Ты не хотел даже попытаться… Мы жили на Нинины деньги, потом я начала работать…
— Благодарю вас, мадам, — ответил он с ироническим поклоном. — Но компания «Джолэй» — моя, потому что я делаю духи.
— А я продаю их. Обеспечиваю упаковку, транспортировку, рекламу. Доставляю тебе сырье для работы в лаборатории. Компания — наша!
— Все время ты, ты! Меня тошнит от этого! Где мое имя, мои фотографии в газетах? Всюду белокурая красотка, всюду ты! А ведь твоя мать была красивее тебя! — Он оттолкнул ее и вышел.
Ви прислонилась к двери и закрыла глаза. Было еще только семь часов утра. «Слава Богу, — подумала она, — что Дон Гаррисон посоветовал разделить акции Джолэй между членами семьи». Арман не может продать компанию. Когда Ви в двадцать один год достигла совершеннолетия, она утвердила раздел акций — 40 процентов себе, столько же — Арману и 20 процентов — Мартине, которая получит свою долю, вступив в компанию или достигнув совершеннолетия.
Он не может продать без ее согласия, но это не успокоило Ви. Гнев, вырвавшийся на волю у обоих — у отца и дочери, — мог стать разрушительным. Умышленно или в результате стресса Арман мог погубить все дело.
Необходимо что-то предпринять. Страх и неверие в себя могут привести Армана к стрессу. Надо успокоить его гордость, восстановить веру в себя. Ви застонала. Это ее долг, ее задача, и она должна все немедленно обдумать.
Снова кризис. Она положила кусочек хлеба в тостер и налила в стакан апельсинового сока. Ее жизнь как будто соткана из кризисов, так плотно прилегающих друг к другу, что и нитки не продернешь. Годы и годы у нее не было времени жить для себя, заводить друзей, бывать в обществе. Даже ближайших друзей, Чандру и Филиппу, она видела только на деловых совещаниях. «Нет времени жить, — подумала Ви. — Нет времени для нормальной жизни».
Она не вынула ломтик хлеба из тостера. Сейчас ей нужна только чашка кофе для прояснения сознания, чтобы заняться расчетами… Чтобы обдумывать проект для Армана, — его надо вдохновить, ублажить, уступить его потребности в независимости, восстановить его веру в себя.
«А моя собственная вера в себя?» — думала Ви, сидя за письменным столом в кабинете в ночной сорочке.
Кофе добавил энергии для работы, а умоется и оденется она потом.
Арман сказал, что молодость не знает сомнений… Вот она сидит за письменным столом в семь часов утра и к концу дня, может быть, придумает способ поправить дела. Так зачем же одеваться? Чтобы, выйдя вечером из-за письменного стола, надеть ночную сорочку и лечь спать… одной… в холодной постели…