Арсен Люпен – джентльмен-грабитель (сборник)
Шрифт:
Вечером 27 марта в доме 134 по авеню Анри-Мартен в небольшом особнячке, завещанном ему полгода назад братом, старый генерал барон д’Отрек, посланник в Берлине во времена Второй империи, дремал в удобном кресле. Сиделка читала ему, а сестра Августа согревала постель грелкой и зажигала ночник.
В одиннадцать часов монахиня, которая в виде исключения должна была этим вечером вернуться в монастырь своего ордена и провести ночь у сестры-настоятельницы, предупредила сиделку:
– Мадемуазель Антуанетта,
– Хорошо, сестра.
– Главное, не забудьте, что кухарка взяла отпуск и вы с прислугой остаетесь в доме одни.
– Не беспокойтесь о господине бароне. Я переночую в соседней комнате, как договорились, и оставлю свою дверь открытой.
Монахиня удалилась. Через минуту пришел за указаниями слуга Шарль. Барон как раз проснулся и распорядился сам:
– Все то же, Шарль: проверить, работает ли звонок в вашей комнате, чтобы вы могли по первому зову спуститься и сбегать за врачом.
– Господин генерал, как всегда, переживает.
– Дела мои не очень… не очень хороши. Итак, мадемуазель Антуанетта, на чем мы остановились?
– Господин барон не желает ложиться?
– Да нет, лягу попозже, к тому же мне ничья помощь не нужна.
Через двадцать минут старик уснул, и Антуанетта на цыпочках удалилась.
В это время Шарль, как обычно, аккуратно закрывал ставни на первом этаже.
В кухне он запер на засов дверь, выходящую в сад, а в прихожей, помимо всего прочего, набросил на дверь цепочку. Затем поднялся к себе в мансарду на четвертый этаж, лег и заснул.
Прошло, наверное, около часа, когда он резко соскочил с кровати: прозвенел звонок. Звонок звонил долго, может быть, секунд семь-восемь, протяжно, не прерываясь…
«Ну вот, – подумал Шарль, – очередная прихоть барона».
Он накинул одежду, сбежал вниз по лестнице, остановился перед дверью и, как обычно, постучал.
– Смотри-ка, – прошептал он, – света нет… Почему его, черт возьми, выключили? Мадемуазель! – позвал он вполголоса.
Никакого ответа.
– Вы здесь, мадемуазель? Что случилось? Господину барону нехорошо?
Окружающая тишина, тяжелая тишина, в конце концов встревожила Шарля. Он сделал два шага вперед, ударился обо что-то ногой и понял, что это перевернутый стул. И тотчас же его рука натолкнулась на лежащие на полу другие предметы – круглый столик на одной ножке и ширму. Забеспокоившись, он направился к стене, нащупал кнопку выключателя и повернул ее.
Посреди комнаты, между столом и зеркальным шкафом, лежал его хозяин, барон д’Отрек.
– Боже! Возможно ли это? – пробормотал Шарль.
Он не знал, что делать, и, замерев, уставился на перевернутые вещи, упавшие стулья, осколки большого хрустального подсвечника, на часы, валявшиеся на мраморной каминной доске, – на все эти следы дикой и ужасной борьбы.
Шарль завопил от ужаса. Тело барона выпрямилось в последней судороге, потом сжалось… Две-три секунды – и все было кончено.
Шарль наклонился. Из узкой раны на горле текла кровь, покрывая ковер черными пятнами. На лице запечатлелся безумный ужас.
– Его убили, – прошептал слуга, – его убили.
И он содрогнулся при мысли о другом возможном преступлении. Сиделка спала в соседней комнате, так разве убийца не мог покончить и с ней?
Он открыл туда дверь – комната была пуста. Возможно, Антуанетту похитили или же она вышла до совершения преступления.
Шарль вернулся в комнату барона, и взгляд его остановился на секретере: он заметил, что секретер не был взломан.
Более того, он увидел на столе рядом со связкой ключей и портмоне, которое барон убирал в стол каждый вечер, пригоршню золотых монет. Шарль схватил портмоне и осмотрел все отделения. В одном были банкноты. Он пересчитал их: тринадцать банкнот по сто франков.
Это оказалось сильнее его: инстинктивно, машинально, даже не задумываясь о том, что делает, он взял банкноты, спрятал в карман, скатился по лестнице вниз, отодвинул задвижку, сорвал цепочку, хлопнул дверью и бросился в сад.
Но все же Шарль был честным человеком. Не успел он открыть калитку, как порыв ветра ударил ему в лицо, освежив дождем, и он остановился. Совершенный поступок представился ему во всей своей очевидности, и Шарль ужаснулся.
Мимо проезжал фиакр, и он окликнул кучера:
– Братец, поезжай в полицию и привези комиссара… галопом! Человек умер.
Кучер стегнул лошадь. Шарль хотел было вернуться, но не смог: он захлопнул калитку, а снаружи она не открывалась.
Звонить было бесполезно, поскольку в особняке никого не было.
Он долго слонялся вдоль садов, образующих на улице со стороны Ля Мюэт радующий взгляд бордюр из зеленых, хорошо подстриженных кустов, и только прождав час, смог наконец рассказать комиссару о деталях преступления и передать ему в руки тринадцать банкнот.
За это время успели обратиться к слесарю, которому с большим трудом удалось вскрыть кованую калитку садовой ограды и входную дверь в дом. Комиссар вошел и, едва оглядевшись, сказал:
– Послушайте, вы говорили, что комната была в ужасном беспорядке…
Он обернулся. Шарль, казалось, прилип к порогу: вся мебель стояла на своих обычных местах! Круглый столик на одной ножке находился в простенке между окнами, стулья стояли, часы лежали на середине каминной доски. Осколки подсвечника исчезли.