Артефакт
Шрифт:
— Вы уже выяснили цели нашей экспедиции?
— Пока нет. — Никита поднял глаза к потолочным панелям и нахмурился. — Но дело явно нешуточное. Надеюсь, вы заметили, что Лиетов в своих беседах постоянно ходит вокруг да около пункта нашего назначения, но никогда не говорит о нем напрямую? Я вынужден отдать должное этим мерзким политиканам — они умеют выведать все что угодно, ничем не проявляя своей заинтересованности. Они выражают свои мысли таким образом, что каждый слышит в их словах то, что хочет услышать.
— Готов спорить, речь идет о тороне. Либо о сверхпроводящих
— Вы считаете Джозефа Янга кровожадным хищником?
— Янга — нет, но уж Медею я никак не назову застенчивой девой. Впрочем, Лиетова и Джордана тоже. Да и Мики Хитавию с Геллером нельзя счесть легковесами.
— Зачем Архону потребовалось обращаться к Братству?
— А кто контролирует большинство промышленных и добывающих предприятий? Кто разведал большинство минеральных ресурсов Конфедерации и теперь выдает планетам лицензии на их разработку?
Несколько минут они сидели молча, погруженные в мысли.
— Нет, тут таится грозная опасность, — решил наконец Никита. — Опасность, которая может всерьез поколебать политическое равновесие. Торон при всей его ценности — всего лишь полезное ископаемое, предмет торговли.
— А наш капитан? Этот Карраско?
Никита приподнял массивные плечи:
— Не знаю. До сих пор он производил на меня впечатление достойного человека.
— Ха! — Тайяш взмахнул своей тростью. — Один достойный человек в окружении толпы социальных паразитов.
— Кого вы назвали социальным паразитом?
— Политиков, кого же еще.
— Вы назвали меня социальным паразитом?
— Насколько я понимаю, вы путешествуете за счет своей станции. Кто оплачивает роскошных шлюх, с которыми вы кутите, как только выдается возможность? Кто оплачивает ваше жилье, ваш стол?
Никита шевельнулся в кресле и дернул себя за бороду:
— Я — борец за права угнетенных масс. На меня возложена обязанность отстаивать интересы людей труда, изнывающих под пятой прогнившей буржуазии. И вы называете меня социальным паразитом?
— Еще бы! — Тайяш насмешливо фыркнул. — Взгляните на себя со стороны, Никита. Вы сидите здесь с бокалом лучшего шерри Санта-дель-Сиело, накачавшись лучшей продукцией пивоварен Рейнджа, и вам хватает смелости смотреть мне в глаза и утверждать при этом, что вы боретесь за права трудового народа?
— Разумеется. Мы ведем борьбу на многих фронтах. Кто-то печатает прокламации в тайных типографиях московского сектора арктурианских трущоб, другие выслеживают сирианских шпионов и дают им отведать вакуума, мешая тем самым Сириусу добиться политического господства, о котором мечтает его правительство. Удел третьих — напоминать буржуазным дипломатам вроде вас о том, что Совет Конфедерации отнюдь не пуп Вселенной. Планеты и станции населены великим множеством людей, которые не покладая рук трудятся в шахтах,
— Не зарывайтесь, Никита. Объявляя себя носителем высшей истины, вы впадаете в грех гордыни. Возможно, у вас больше прав называть себя народным заступником, чем у кого-либо еще. Однако, голосуя в Совете, вы неизменно придерживаетесь умеренной, здравой политики.
Никита поднял бокал с сиелианским шерри и чмокнул губами.
— Да, дружище, я всерьез считаю себя защитником простых людей, хотя порой позволяю себе излишества. Но скажите откровенно — вы можете вспомнить хотя бы один случай, когда я торговал своим голосом в Совете, когда я поддерживал этого сирианского мерзавца Лиетова или того же Джордана, надеясь урвать жирный куш лично для себя? И вы называете меня социальным паразитом, сосущим народную кровь? Что ж, будь по-вашему. Но тогда всех остальных политиков следует сравнивать со зловонной плесенью, которая забивает трубопроводы атмосферных генераторов, обрекая на смерть целые станции!
Тайяш примирительно улыбнулся:
— Да, вас величают твердолобым неподкупным сукиным сыном, который…
— …который неустанно печется о благополучии бесправных людей труда, Тайяш. Да, мне нравится шерри, я люблю изысканные деликатесы… но почему я должен грызть питательные кубики, если эти яства все равно отправятся в помойку? Уж лучше их съест Никита Малаков, чем кто-нибудь еще! — Он заговорил тише: — Но если вы когда-нибудь поймаете меня на том, что я предаю своих людей или изменяю своим убеждениям, плюньте мне в лицо и повернитесь ко мне спиной, ведь если такое случится, мой старый друг, я буду недостоин уважения.
Тайяш кивнул, не отрывая взгляда от Норика Нгоро, который стоял в центре кают-компании, одетый в длинную, до самых пят, желто-оранжевую тогу из арктурианской материи тончайшей выделки. На шее Нгоро висел крохотный флакон с землей его родной станции. Он рассеянно разговаривал с Мики Хитавией, посланником Рейнланда. К их беседе прислушивались Марк Торгюссон, атташе сектора Москва, и Шерни Хендрикс, Представитель Галактического университета. Хендрикс близоруко щурился, как и подобает книжному червю; худощавый долговязый Торгюссон, казалось, едва сдерживает свою необузданную вспыльчивость.
— Вы готовы повторить эти слова в его присутствии? — спросил Тайяш, указывая на Нгоро.
Никита поерзал в кресле, устраиваясь удобнее:
— Да, готов.
Словно услышав Никиту, Нгоро повернул голову и вперил взгляд ему в лицо.
— Это самый страшный человек из всех, кого я встречал в своей жизни, — пробормотал Никита.
У люка, ведущего к каютам экипажа и мостику, стоял высокий нескладный чернокожий мужчина. В его глазах застыло безучастное выражение, ладонь лежала на пластине замка.