Шрифт:
Добрейшему моему дяденьке.
Признаться опешил, когда посреди обедни почтальон Егорка вручил мне письмо ваше, стало быть, дело неотложное, посему я сразу после службы отправился домой, минуя дом Столыпиных, а значит и давний обычай пить у них чай.
По вопросу вашему могу сказать, что Октябрь Андреевич приходился мне соседом, отношения наши иначе, как дружескими не назовешь. Человек он достойный, светлый. Переехал к нам в город после ранения, занял должность коллежского секретаря при Его Императорском Величестве и достойно 3 года нес бремя службы
Уж не знаю, что произошло, Бог весть, да вот только он срочно покинул город. Куда уезжает не поведал, а до того третьего дня скоропостижно скончался его батюшка, как сказывали от сердечного приступа. На следующий день, после уезда Октября Андреевича поместье их забрали за долги. Только за какие такие долги? Жалованье у него было приличное, к азартным играм страсти не имел, в увеселительные заведения не захаживал. Так что это происшествие кажется мне загадочным.
Первое время я безуспешно пытался отыскать друга своего, но получил телеграмму от жандармерии Рязанской области, в коией сообщалось, что Октябрь Андреевич был убит беглыми каторжниками. Тело, как говорилось, было обезображено, посему на дознавательство не вызвали, а узнали, что это он по документам в кармане его шинели. На письма о захоронении ответа не было. Тогда я собрался и сам приехал в Рязань. В жандармерии сказали, что похоронили его на скудельницы, отделении для безродных. Сердце разрывалось от боли, когда я стоял у его могилы. Деревянный крест и рядом растущий клен, казалось, навсегда забрали его из этого мира.
С тех пор прошел уже год. В доме его никто не обитает, да вот только мужики сказывают, что по ночам дух Октября Андреевича рыскает по комнатам, как бы ища кого поглотить.
Приметы особенные у него следующие: на левой ноге, немногим выше колена шрам от пули. При ходьбе хромает, посему не может без трости.
Пишет вам ваш покорный слуга Вениамин Карлович.
I
Смеркалось. Розовое небо, притягивающее взоры мальчишек, напоминало пену на берегу моря. Ах, если бы они знали море. Крестьяне загоняют скот и ухмыляются, предчувствуя скорую попойку в трактире. Жены их серчают, снимая с веревок белье. Это был обычный вечер в деревне Святово, казалось, здесь ничего не меняется и тысячи лет назад, еще до сотворения мира был Бог и эта деревня со своим розовым небом, мужиками и бабами, снимающими белье.
Зазвонили в колокола, предвещая Вечерню. Жители лениво потянулись к церкви, благодаря коей их деревня так и называется – Святово. Церковь очень древняя и глубоко почитаемая в Христианском мире. По приданию еще при Петре Великом деревню охватил сильный пожар. Все дома были обьяты пламенем. Люди сбежались в церковь и стали горячо молиться. Поступок, совершенно не поддающийся логике. Церковь расположена в самом центре деревни, так что казалось их всех ждет неминуемая смерть, но вера творит чудеса. Огонь окружил церковь, но сам деревянный храм не загорался, вдруг пошел сильный дождь и от напоминания о былом пожарище остались только черные избы и дым. Деревню, по приказу Святого Патриарха, восстановили и назвали Святово. Как же она до того называлась уже никто и не помнит, то ли Речкино, то ли Холмово. Да только с тех пор сюда потянулись паломники со всех городов России. Монахи и потерявшие надежду странники находят здесь утешение и прощение грехов. Около церкви построили гостиничный двор, принадлежавший помещику Хмырину. Берет он не шибко много. Пятиалтынн
В трактире местном уже прощенные люди вновь начинают грешный путь, пьют медовуху, блудят и слушают байки местных мужиков. Лишь немногие приезжие могут побороть мирские желания и пойти сразу после службы к себе в нумер.
Григорий Гаврилович один из таких. Этим теплым летним вечером он предпочел провести время с книгой. В дверь его нумера постучали.
– Да-да – крикнул Григорий Гаврилович
– Ваше благородие, к вам посетитель, да не абы какой, сам Настоятель пожаловал – робко произнес местный лакей Семен, мужик суровый, но добродушный.
– Зови, интересно, что ему понадобилось
Не успел он договорить как из-за спины Семена появился батюшка местной церкви.
– Разрешите представиться, отец Никодим
– А я сын Григорий Гаврилович, чем обязаны?
– Дык, поговорить уж больно хотелось, человек достойный, в трактир не ходите, думается, что вечеру пропадать, может прогуляемся?
Григорий Гаврилович отложил книгу, накинул пальто и вместе с отцом вышел на улицу.
– Вы уже гуляли по нашим улочкам? – спросил Никодим
– Не довелось, прибыл только утром.
– Это не беда, это ничего, это поправимо. Вы как я слышал из Петербурга странствуете?
– Да, одно дело заставило меня взять отпуск и покинуть родной город.
– Что за дело?
– Простите отец, секрет службы
– Понимаю, во всяком случае это промысел Божий, раз вы стали паломником. И сколько Церквей вы посетили?
– 16, если брать в расчет и маленькие Часовни. Моя конечная цель – Христорождественский кафедральный собор в Рязани, мой прадед был там архиереем, так что место то особенно для меня важно. Иду я пешим от самого Петербурга, по пути останавливаясь в деревнях на ночлег и службу
– Да, в эпоху разврата есть еще истинно верующие.
– Спасибо отец, жаль, что завтра с утра я двинусь в путь и мы с вами может никогда больше не свидимся.
– Не зарекайтесь, вот год назад, к примеру, пришел к нам один хромой странник, так ему у нас до того понравилось, что он до сих пор здесь живет, правда чудной он какой-то, сначала на службы ходил, потом как к бабке одной переехал перестал, только на речку ходит, да в лес по грибы, по ягоды, а так из дома не вылазит, поди знай, поди знай.
– Хм, действительно, странно
– Так что еще страннее, он по началу с тростью росписной ходил, трость то не обычная, чай сам Царь-батюшка вручил, с какой-то головой на ручке, сова что ли, запамятовал, а потом дел ее куда-то и с палкой обычной ходит
Григорий Гаврилович удивился, как будто вспомнил что-то из прошлого.
– А, вот его дом – Никодим указал на невзрачный старенький дом, заметно отличающийся от других стройных изб
– Понимаете, юмор все уравнял – неожиданно сменил тему Никодим – я имею в виду, что сейчас мужики одинаково шутят над злым барином, попом и жидом. Раньше существовали границы, были запретные темы, трогать их считалось постыдно. А сейчас, тьфу, развращается народ, ой развращается. За все годы жизни я уже точно познал всю механику мира, людьми движет либо зависть, либо похоть
Гуляли еще с полчаса, распрощались и Григорий Гаврилович побрел к себе, размышляя о хромом страннике, кто он и от куда? Все эти вопросы костью стояли у него в горле. Вернувшись в нумер он разделся и лег спать, еще раз задав себе эти вопросы, коии, казалось бы уже стали риторическими.
Утром разбудил его Семен. Григорий Гаврилович нехотя встал, позавтракал и отправился на службу. Уже он не думал о том хромом и о его трости, он просто молился, позабыв о суетном. После богослужения отец Никодим подошел к нему попрощаться.