Артём

Боровик Генрих Аверьянович

Мы говорили с Ахромеевым о многом - об Отечественной войне, об американцах, о политике, - но наши отношения как-то не сложились. Зато он был очень дружен с председателем объединенного комитета начальников штабов американской армии - адмиралом Кроу. Американским Ахромеевым, по сути. Они дружили семьями, часто встречались, недавно Кроу посетил Россию и положил цветы на могилу Ахромеева. Чего не сделал никто из сослуживцев Сергея Федоровича, в том числе и те, кто обязан ему всем: карьерой, наградами, должностями. Парадокс: его память почтил лишь адмирал Кроу. Лишь он не побоялся посетить маршальскую могилу.

– Ахромеев повесился или его все-таки убили?

– По

всей видимости, это все же было самоубийство. Он был образцовый солдат и не мог служить другой России. Я знаю достоверно, что общение с кем-то, кто так или иначе замазан путчем, в сегодняшней армии не поощряется. С Варенниковым, например. Между тем почти весь высший генералитет обязан как Ахромееву, так и Варенникову. Перед ними стелились. Сегодня с уважением об Ахромееве говорят только его близкие. И американцы. В этом - тяжкий смысл.

– Как вы относитесь к Громову?

– В Афганистане он вызывал чувства симпатии и уважения. Им хотелось гордиться.

"БОРОВИК размножается спорами..."

– В какой степени вам помогала фамилия? И авторитет отца?

– Во-первых, с пяти до двенадцати лет я жил в Америке, чья культура на меня сильно повлияла, как и тот мир общения, который складывался сам собой: в корпункт к отцу приезжали Симонов, Евтушенко, Нагибин, Андрон Кончаловский, Розов, Вознесенский... Позже у нас бывали Маркес, Апдайк, Артур Миллер - всех и не перечесть. Я не воспринимал Америку как враждебную страну и был потрясен, когда приехал в СССР. Я увидел государство почти незнакомое и довольно бедное, хотя в Америке полагал, что СССР - рай небесный. Без имени отца я вряд ли поступил бы на журфак - вы сами знаете, кто и как тогда поступал в МГУ или МГИМО. После окончания пробивался сам: протекция возможна в бюрократической системе, но наедине с чистым листом бумаги она бессильна. Отец - отменный профессионал, и, думаю, он мне по-хорошему завидует, что гласность пришлась на мою творческую юность, а не его.

– Кто ваша жена?

– Вероника Хильчевская. Она работала в "Новом времени", сейчас корреспондент Эн-би-си в Москве. Мы женаты три года. Я был с ней знаком давно, но только когда она вышла замуж, я понял, что потерял. У нас есть сын Степан - Вероникин ребенок от первого брака. Она неформальная феминистка, была со мной в Белом доме во время путча и собралась в свое время ехать даже в Афганистан, но там слишком редко видели женщин, тем более привлекательных, чтобы я мог согласиться с такой идеей.

– Какими боевыми искусствами и каким оружием вы владеете? Если уж речь зашла о традиционной атрибутике "крутизны" - какая у вас машина и очень ли вы богаты?

– Я в юности занимался каратэ - вся наша студенческая компания увлекалась спортом и держала форму. Телохранителей у меня нет, потому что один из водителей - бывший солдат ВДВ и в случае чего мы вдвоем отобьемся. Оружия у меня нет, кроме электрошока и двух газовых баллончиков. Машина редакционная, "Волга", с телефоном - телефон не для пижонства, просто в Москве слишком много пробок. Есть свои "жигули" шестерка, - почти не пользуюсь. Что касается богатства, то в США редактор газеты, владеющий также телепередачей, не напрягаясь, делает пять миллионов в год. По сравнению с ним я бедный. Если отказаться от таких параллелей - пока не жалуюсь.

"БОРОВИК исключителен по своим вкусовым качествам".

Из интервью Дмитрию Быкову.

Собеседник. 1993. № 15

ОТКРОВЕННОСТЬ ПОД ГРИФОМ "СЕКРЕТНО"

Звонит коллега: "Артем, сделай передачу с Якубовским. Я-то уже "отстрелялся", а у него

ещё много есть чего рассказать".

Я засомневался: предпочитаю для "Совершенно секретно" людей, на экране появляющихся крайне редко. Ответил: "Пусть позвонит".

Звонок из Канады. Слышен треск записывающего устройства, может, и не одного. Якубовский предлагает мощный компромат на крупную политическую фигуру, сулит сенсацию, скандал. Обещаю подумать. Это было в восемь вечера. Сажусь в машину, заезжаю за женой Вероникой, и мы отправляемся за город по Рублевскому шоссе. Слева пристраивается роскошный БМВ, справа - джип "чероки".

Ведут. Потом БМВ отстает, слепит дальним светом в зеркало заднего вида. Ничего не вижу, и в этот момент джип бьет всем корпусом в правый бок моих "жигулей". С трудом удерживаю руль. Останавливаюсь у ближайшего гаишника, он был в нескольких сотнях метров. "Видели?" - "Нет, а что случилось?"

Гаишник не мог не видеть. Но на прощание доверительно посоветовал: "Осторожнее, браток, тебя, наверное, предупредили. Прием обычный..."

Только дня через три я вдруг связал в сознании этот случай и звонок из Канады: "Может быть, очень может быть..."

Мы выходим по Российскому каналу с осени 92-го. Сделали более пятидесяти выпусков "Совершенно секретно". Передача появилась как продолжение моей работы во "Взгляде" и по приглашению Анатолия Лысенко, создававшего тогда вместе с Олегом Попцовым РТР. Я ещё работал в "Огоньке", начал делать газету "Совершенно секретно". Первые выпуски программы интриговали "формальными" секретами: комната №19 в Институте мозга, партийные деньги и т.д. Потом понял: поверхностно. Нужны тайны и загадки, сопряженные с серьезными проблемами. Нужны люди, олицетворяющие проблему. Передача изменилась. Лучше стала или хуже - вам судить.

– Как вы отбираете материал, по каким критериям приглашаете собеседников?

– Выбираю только тех, кто интересен лично мне. Много раз убеждался: подбирал тему "под зрителя" - путь к неудаче. Я не должен знать, как ответят на мои запросы. Я должен делать для себя открытия. Как правило, они становятся открытиями и для зрителей. Что касается героев передачи - здесь сложно. Темы, как правило, щекотливые. Никогда не знаешь, как поведет себя собеседник. Вот в недавней передаче о "комсомольской оппозиции" в ЦК брежневских времен я рассчитывал на откровения Егорычева. А он "зажался", отвечал скупо. В другой передаче тоже в прошлом крупный аппаратчик попросил не говорить о том, что было бы сенсационно для зрителей: в юности этот человек был, мягко говоря, не в ладах с законом. Пришлось выполнить просьбу, исходя из журналистской этики. Но эффект ослаб.

Бывает смешно. Пригласили на передачу в числе других Владимира Максимова и Виталия Коротича. Мы не учли, что Коротич, возглавив "Огонек", опубликовал по указке сверху стихи Максимова про Сталина и за Сталина 1949 года. Коротич вошел в комнату, увидел, кто в компании, и поспешно ретировался.

– Меня всегда удивляло, что ваша программа редко впрямую затрагивала КГБ. Казалось бы, само название "Совершенно секретно" обязывало?

– На самом деле, мы не так уж редко касались тем, прямо или косвенно относящихся к комитету. Была передача с Бакатиным, сюжеты о подразделении "Альфа", много программ об истории диссидентского движения. Понимаю, к чему ваш вопрос. Нет, мы не испытывали страха. Но и не старались создать впечатление, что вхожи в тайные архивы Лубянки.