Артемида. Изгнание

Хант Диана

Но стоило мне по окончании втянуть голову в плечи, как незваный гость, к моему удивлению, расхохотался. Правда, децибелов из голоса своего поубавил, поэтому и уши не пришлось руками затыкать.

– Я всегда знал, дочь, что изгнание не поможет. Твой характер ничто не исправит, даже стирание памяти.

– Что Вы говорите, дядя? Или теперь мне следует называть Вас папенькой? Вот уж увольте! Не имею обыкновения сближаться с теми, кого вижу впервые в жизни.

– И это моя самая любимая крошка, которая забиралась ко мне на колени, обвивала шею руками и ни в чем не знала отказа! – возмутился незваный гость.

– Так для лазанья

по коленям Вы, уважаемый, подходящий возраст упустили. Как и вообще всё, что связано с воспитанием этой самой крошки! – парировала я. – А насчет любимой, так что-то мне подсказывает, Вы и здесь погорячились. Даже не зная толком древнегреческую мифологию, я и то осведомлена, что там в кого ни плюнь – бог там, нимфа, или смертный-герой – попадешь в Ваше чадо! Спорим, Вы всех детей любимыми называете!

– А как по-другому? – Зевс недоуменно почесал затылок. – И вообще, прекрати говорить родному отцу – «вы»!

– Вот ещё! – настал мой черед возмущаться. – Никаких доказательств того, что Вы – мой отец, у меня нет. Или Вы полагаете, что столь эффектного появления в моей детской комнате – достаточно? Так это любой дурак, любой бог-дурак может! – поправилась я. – Что же, мне всем верить?

– Что, ещё кто-то приходил? – недоуменно переспросил Громовержец, а затем в руке его появилась молния, которой он, клянусь вам, наметился прямо мне в голову, гад! – Что значит, бог-дурак?! Ты что себе позволяешь, соплячка?!! Смертная, обрати внимание, соплячка!

Ну что ж. Выбора у меня не оставалось. Сами понимаете, денёк вышел беспокойный, а тут тебе еще и молнией в голову целятся. Если такая ситуация вдруг произойдет с вами, вот мой совет: не теряйтесь, не смущайтесь, будьте сами собой. Истинным… хм… в общем, отвечаю за базар – в этой ситуации терять вам точно нечего.

Именно поэтому я открыла рот пошире и проорала, стараясь соответствовать папеньке, но в силу гендерных особенностей голосовых связок получилось сие сильно с использованием ультразвука.

– Да, смертная! Вы совершенно правы! Как Вы можете быть неправы! Вы же, мать его волшебницу, бог! Ну так поправьте несправедливость! Вы, похоже, сильное сожаление испытываете, что «смертная соплячка» до сих пор жива! Вперёд! Что же Вы застыли! Действуйте, Зевс Кронович! Или, к Вам следует обращаться, наи Зевс Кронович, чтоб Вас черти съели! Что Вы мне в лицо тычете свое молниейкой, меня за сегодня уже и на рельсы спихивали, и вампиры уходить хотели, и в каком-то доме связанную, одну, между прочим, оставляли в темноте, и Вы, который именуете себя моим папенькой, где всё это время были Вы?! Я Вам скажу – там же, где всю мою грёбаную жизнь, на каком-нибудь сраном Олимпе, будь он неладен, или в Дельфах, или в треклятом Делосе, глаза бы мои никогда его не видели! Потому что единственное существо, которое решило мне помочь, и, что немаловажно, помогло – моя собственная бывшая лань, а сегодня – лучшая подруга, которую я даже не помню! Но всё равно спасибо презренному Агамемнону-ахейцу, который и люлей отхватил, за то, что посмел поднять руку на мою любимую Ни’иду, и дочку в мои жрицы отдал взамен. И да, Вы меня тогда благословили на то, чтобы я удержала душу умершей лани и она переродилась в качестве нимфы, так что на этом Вам честно, от души спасибо! В общем, это я к чему – хорошо, что тогда с моей ланью всё так получилось, и у меня теперь, когда вся моя неуважаемая божественная семья от меня отвернулась, и Вы, Зевс Кронович, в первую очередь, эта самая

нимфа теперь со мной!

В запале я не заметила, как могучая рука с молнией опускается вниз, а молния в ней тает, тает, и под конец исчезает, оставив о себе напоминание в виде небольшого сгустка чёрного дыма. И выражение лица «Зевса Кроновича» постепенно смягчается, правда глубокая морщина между нахмуренными бровями и не думает расходиться, потому как брови у «наи» по-прежнему нахмурены.

– Ты всё также боишься темноты, Артемис, – задумчиво сказал Зевс. – А Латану надо как следует наказать, за то, что так плохо воспитала мою дочь!

– Только попробуй! – прошипела я. – Ещё раз приблизься к маме, и тебе даже собственная молния, которую ты на пиру у дяди Аида, сиречь по сильной пьяни, всадил в свою голень, покажется детским развлечением!

– Ты смеешь мне угрожать?! – прорычал папенька.

– Да за Латану я тебя в щепки раскатаю! – подтвердила я, если он ещё сомневался.

Нуаче, отправил дочь в изгнание, то, что вместе с ней и его некогда любимая женщина там же оказалась, ему до сиреневой звезды. Всю мою жизнь от него ни слуху – ни духу, но учитывая, как маменька о нём отзывается, вот, сказывается, видимо, нестертая память, крови он у неё попил почище вампира! Ведь каждый раз, упоминая «твоего отца, Артём», маменька никогда не забывает добавить «Царство ему Небесное!» И то, что он бог, и речь идет о родном доме папеньки, здесь ни при чем. Хотя бы потому, что выражение сие из оппозиционной конфессии, но видимо, для особо непонятливых, маменька всегда добавляет – «на тот случай, если этот мерзавец ещё жив!»

– И мы ещё вернемся к вопросу о моем изгнании!

– Сама виновата! Я тебя предупреждал!

– О чём? – я недоуменно уставилась на Зевса.

– Ты не помнишь? – недоверчиво переспросил папенька.

– Так у меня же память стерта, – резонно заметила я. – Помню себя, начиная примерно с двухлетнего возраста. Смертной, – подпустила ехидства в интонации. – Вообще на память не жалуюсь, но ничего такого, необычного.

– А так и не скажешь, – обратился папенька почему-то к Иде, и нимфа понимающе кивнула.

Это они о чём вообще?

И тут до меня начал доходить смысл сказанного мной же самой минуту назад: и про Олимп-Дельфы-Делос, и про Агамемнона, и про перерождение Иды в нимфу, и даже про пир у дяди Аида – я была совсем крошкой, а взрослые тогда знатно перепились… Во-первых, боги действительно не дураки покутить, и смертным в этом до них как до Большой Медведицы, опять-таки особенности смертного тела, а во-вторых, теплый, ладно, жаркий климат преисподней, сиречь Подземного Царства, вотчины дяди, всяко способствует быстрому и, что немаловажно, эффективному воздействию алкоголя. Наверно, сам дядя поэтому и не употребляет, только с гостями и только умеренно. Наверно, Персефона против.

– Ай!

Я взвизгнула.

– Опять что-то вспомнила? – в один голос спросили бог и нимфа.

– Кто такая Персефона? – жалобно простонала я.

– Твоя сестра, – ответил Зевс.

– Твоя тетя, – в унисон с ним ответила Ида.

Я перевела задумчивый взгляд с одного лица на другое.

– Да, там длинная история, – махнул рукой Зевс. – Я к тебе не поэтому.

– Вот как? – подняла брови я. – А что же ещё могло Вас привести? Неужели не желание провести для потерявшей по вашей вине дочери память экскурс в генеалогическое древо нашей, по всему видать, извращенной семейки?