Артемида. Изгнание
Шрифт:
– Впрочем, это неважно, – миролюбиво улыбнулась Латана, отхлебнула из чашки с лошадкой, расплылась в улыбке, и более дружелюбным тоном продолжила:
– Просто, Артём, тебе уже девятнадцать лет, ты – взрослая, привлекательная девушка, а выглядишь, как бродячий котенок! Худоба сейчас в моде, и даже на твою дурацкую стрижку я готова закрыть глаза, но твой стиль… Этот ваш современной унисекс, вот что я отказываюсь понимать! И не уговаривай меня, – строго добавила она не собирающейся уговаривать её мне. – Это уже ни в какие ворота! Ты на парня больше похожа, чем на девушку!
– Как корабль назови… – прищурилась
– Ах, перестань! – маменька гневно окинула меня взглядом идеально подведенных глаз. Как ей это удается в шесть утра и после, по всему видать, веселой алко-марафонной ночи, одному Небу ведомо…
– У тебя просто невероятно женственное имя! Исключительное! Восхитительно красивое, магнетически-притягательное! Редкое, наконец! Ты хоть раз в жизни встречала ещё одну Артемиду, кроме себя?
На это возразить было нечего. Но я нашла.
– Я просто еще не бывала в Греции…
– Там тоже не встретишь, – уверенно махнула на меня своей ручкой с кроваво-красным маникюром родительница таким тоном, словно в Греции она проводит большую часть свободного времени.
– Впрочем, сейчас не об этом! Жаль, что для такой новости у родной дочери не нашлось и глотка шампанского… Но ладно, тебе повезло, что мама у тебя не привередливая.
– Ты встретила, наконец, любовь всей своей жизни, не то, что мой отец, Царство ему Небесное, на тот случай, если он вдруг жив, и отправляешься в Индонезию или на Филиппины, или куда-нибудь ещё, вставить острова, где ты не была, с этим во всех отношениях достойным человеком, и зашла ко мне попрощаться? – решила я помочь маменьке. А то скоро уже и в универ собираться… Неплохо бы политологию повторить… А родительнице дай только волю – будет интриговать ещё часа полтора – если она сама ко мне заехала, не ограничившись телефонным звонком или сообщением в Вайбере, время у Ланы есть…
– Как-то цинично это звучит в устах собственного ребёнка, – сказала маменька, чиркнула зажигалкой, и выпустила три кольца дыма, одно за другим, к потолку.
– Может, цинично курить при собственном ребёнке? – не выдержала я, распахнула настежь окно и вернулась к Латане.
– Не будь ханжой, Артём… Артемида, – с нажимом на окончание, произнесла маменька. – Во-первых, ты уже год, как совершеннолетняя, а значит, ребёнком считаться никак не можешь, а во-вторых, я пускаю дым вверх. Не взлетай к потолку, не дыши им там, и никаких проблем!
Я вздохнула. С Ланой спорить – себе дороже.
– Если со мной разобрались, давай о тебе… Что там у тебя за экзамен?
– Хороший хоть мужик? – я опять поставила турку на плиту и заглянула в холодильник. Кусочек чёрного шоколада и подсохшая половинка булочки, непонятно как сюда попавшая… Хотя Латана наверняка на диете, а у меня аппетит и не думал просыпаться. В такое-то время!
– Смотри, – подмигнула родительница, доставая айфон.
С экрана на меня смотрел молодой, загорелый мужчина с приятным, открытым лицом и чересчур, на мой взгляд, белоснежной улыбкой.
– Какой-то он слишком молодой? Наверно, и тридцати пяти ещё нет? – подозрительно взглянула я на маменьку.
Та удовлетворенно закивала.
– Тридцать пять есть, – кивнула она. А потом добавила, – На целых два года старше меня.
– Тебе тридцать семь…
Маменька гневно сверкнула глазами:
– Мне тридцать три, – тоном,
– Судя по тому, что мне скоро двадцать, – я задумчиво посмотрела на потолок.
– Что ты хочешь этим сказать?
– Ничего. Кроме того, что скоро мы сравняемся. В возрасте.
Вопреки своему обыкновению, Латана промолчала. Вздохнула. Поджала губы. Перевела взгляд на экран айфона. На меня. Опять на экран. Перелистнула на фото где они вместе. Удовлетворенно кивнула. Чего уж там, даже при моем занудстве, точнее, внимательности, Латана и вправду выглядела младше этого покорителя женских сердец с обложки глянцевого издания. Наконец, решилась.
– Ты права. Я слишком медийная личность, чтобы спускать со счетов собственную взрослую дочь… А ты уверена, что не хочешь поменять паспорт? Ну, то есть пару цифр в графе возраст? Вот если бы тебе было пятнадцать… А что? На взрослую девушку ты мало похожа, спасибо дурацкой стрижке и твоим ужасным рваным штанам из синей корабельной парусины…
– Мама…
– Можешь называть меня Латаной на людях. И вообще, если я от тебя откажусь, и тебя удочерит бабушка… Ты тогда будешь моя сестра!
– Я итак зову тебя Латаной на людях. И паспорт менять не собираюсь, и говорили мы об этом уже сто тысяч раз! И вообще, если мне пятнадцать лет, как я могу учиться на третьем курсе?
– А ты вундеркинд. Индиго!
– Мама, перестань!
– Ну ладно, я пошутила. Пожалуй, стоит говорить, что мне тридцать пять…
– Мама! Мне девятнадцать! Значит, если тебе тридцать пять, то родила ты меня в шестнадцать лет.
– Тоже мне аргумент! Да я тебя и в пятнадцать родить могла! Да и в четырнадцать… Гипотетически…
– Все, мама, хватит. Не хочу ничего об этом знать!
– Моя дочь зануда.
– Да.
– Так что за экзамен?
– Политология.
– Тебя подвезти?
– Ты, наверно, шутишь.
***
Невыносимо тяжелый воздух сегодня в метро… Странно, я приняла душ, вымыла голову, вопреки плохой студенческой примете, но запах табака словно приклеился ко мне! Электричка ушла из-под носа, издевательски хлопнув дверями прямо перед моим лицом, и запах табака как будто усилился. Может, это от невысокого хлипкого парня в капюшоне, с торчащим ярко-оранжевым проводом наушников? Судя по тому, как он двигает головой в такт неслышимой окружающим музыке, совсем мелкий. Подросток. Я отошла в сторону, прямо к молодой мамаше с двумя детьми, выясняющими между собой отношения. Женщина держит их за руки, по сторонам от себя, но пацаны умудряются отвешивать друг другу, а порой и родительнице, пинки. При этом визжат так, что перекрывают рев трогающейся электрички с соседней платформы.
Наверно, я слишком молода для пробуждения материнского инстинкта, как у моих одногруппниц, с умилением щебечущих над ворохом детской одежды – сегодня сразу после экзамена Верка Малышева станет крестной… Может, я какая-то бесчувственная, но у меня не вызывают нежности крошечные розовые пинетки и чепчики… А глядя на бойких карапузов, с упоением мутузящих друг друга не смотря на орущую на ультразвуке мамашу, я не просто бесчувственная.
…Я могу убивать детей.
Но только если это будут семь девочек…