Артёмка (сборник)
Шрифт:
– А ты не обращай внимания, не расстраивай себя. Все они жулики и фараоны. Плюнь!
«Наверно, американские», – подумал Артемка про ботинки. А о самом человеке решил так: «Какие-то жулики и фараоны вымазали ваксой ему руки и шею, оттого он и плачет. А деду шишку набили».
Мужчина повернулся, и Артемка увидел, что и лицо у него было черное.
– Он мне сказал: «Ти черный дьявол. К твой черний морда никакой белий краска не ляжет. Это, – сказал, – нигде не бил, чтоб черний рожа играл белий человек».
«Негр!» – догадался Артемка.
– Дурак он, потому так и говорит, – отвечал
– Он мне сказал: «Ти борец, ти не есть актер. Публик смеяться будет».
– Ну и дурак! Другие же борцы играют!
– Я сказал: «Другие борци играют». Он сказал: «Другие борци белий, а ти черний».
После этих слов негр опять всхлипнул и горестно, как-то по-старушечьи, закачал головой.
Артемке стало жалко его.
– Эх, – сказал он, – как обидели человека! Дед и негр одновременно повернулись к дверям.
– Чего тебе, хлопчик? – спросил дед.
– Пантомиму принес, – сказал Артемка. – За приличное вознаграждение.
– Пантомиму?.. – Дед подумал и решительно сказал: – Не требуется. Неси в театр. Там, может, примут.
– Зачем в театр? – поднялся негр. – Ти «Бульба» нашел?
– «Бульбу».
– Эта пьяная Самарин потеряла.
– А-а, – догадался дед, – это про которую в газете объявляли? Где же ты нашел?
– В песке, на берегу.
– Ишь, куда его нелегкая носила! Это он угорел от водки и полез ночью в море. Ну, неси хозяину. Пойдем, я покажу где.
– А вы не хозяин? – спросил Артемка.
– Я? – удивился дед. – Нет, хлопче, я не хозяин, я сторож. А хозяин сбоку кассы сидит. Все опасается, как бы кассир не убежал. Вот и хозяин, а тоже вроде сторожа. Ну, пойдем. Сейчас он тебе монету отвалит, держи карман!
Артемка пошел вслед за сторожем по коридору. Узнав, что дед – сторож, Артемка перешел на «ты»:
– Кто это тебе, дед, шишку набил?
– Шишку? – Дед провел рукой по голове и добродушно ответил: – Она у меня, хлопче, отроду тут сидит. Только раньше ее волосья закрывали, а теперь волосья, понятное дело, вылезли.
– А тот негр, чего он плачет?
– Роли не дают, вот он и плачет.
– А тебе дают? – спросил Артемка, думая таким образом узнать, что такое роль.
– Моя роль – в колотушку стучать да смотреть за вашим братом, чтоб чего не сперли.
– А разве крадут?
– А то кладут? – Дед показал на дверь: – Сюда вот иди, тут он.
На двери, как и на Артемкиной вывеске, надпись была сделана от руки и тоже, вероятно, разведенной в воде сажей: «Дирекция».
Артемка приоткрыл дверь. За столом сидел смуглый человек с горбатым носом и щелкал на счетах.
– Чего тебе, мальчик? – спросил он сюсюкая.
– Пантомиму принес за приличное вознаграждение, – сказал Артемка и подошел к столу.
Мужчина взял книгу, внимательно осмотрел ее:
– Где ты нашел?
– В песке, на берегу.
– О, хороший мальчик, хороший! Ну, иди.
– Куда?
– Домой иди, чтоб мама не беспокоилась.
– А вознаграждение? – удивился Артемка. В свою очередь, удивился и мужчина:
– Какое вознаграждение?
– Приличное, вот какое! – ответил Артемка.
– А-а! – вспомнил хозяин. – Можно, это можно.
Он обмакнул перо, что-то написал и подал Артемке маленький листок бумаги.
–
– Контрамарка. Придешь сегодня вечером на галерку. Бесплатно.
– И все?
– Все, – ответил хозяин.
– А деньги?
– Деньги? – У хозяина поднялись вверх брови, выпучились, как у рака, глаза. – О, какой нехороший мальчик, какой нехороший мальчик, тца-ца-ца!..
Артемка вспомнил, каким видел себя в зеркале, и пошел к двери.
«Какой большой спасибо!»
Нельзя сказать, чтобы Артемка очень огорчился. Конечно, деньги ему пришлись бы кстати: он отощал, да и поизносилось на нем все. Но попасть на представление в цирк тоже неплохо.
Едва стало темнеть, как Артемка ходил уже вокруг цирка и заглядывал во все щели Было рано, в цирк не пускали даже с билетами, не то что контрамарочников. Но, когда стемнело, со всех сторон к цирку повалил народ. Зазвонили в колокольчик, и люди стали занимать места. Те, кто был одет получше и от кого приятно пахло, пошли через нижний вход, а прочие полезли вверх по лестнице. Артемка тоже взобрался по лестнице и предъявил листок. Билетер поднес контрамарку к самым глазам, подозрительно оглядел Артемку, но все-таки пропустил.
На галерке люди стояли, навалившись на барьер. Артемку сжали со всех сторон, он не замечал этого и жадно смотрел на арену. Теперь цирк ему показался совсем не таким, как днем. Днем здесь было пустынно, все казалось серым, тусклым. Сейчас же ослепительно горели огромные круглые фонари и на всех скамьях, сверху донизу, сидели разодетые, как в праздник, люди и обмахивались веерами.
Вот под звуки духового оркестра распахнулась бархатная портьера, по обеим сторонам арены выстроились люди в одинаковой красно-желтой одежде, и мимо них прогарцевала гнедая лошадь с белой гривой и белым хвостом. У Артемки в предчувствии чего-то необыкновенного даже похолодело в груди. Наверно, лошадь долго купали и чистили – так она блестела. На ней было невиданно широкое седло, а на седле – расшитый цветами ковер. Вслед за лошадью выбежала белокурая красивая женщина в голубом с блестками платье. В волосах ее сверкала и переливалась разными цветами звезда. С разбегу артистка вскочила на лошадь и двумя руками послала всем – и Артемке – поцелуй. И тут Артемка вспомнил волшебную шкатулку вот с такой же красавицей на белой лошадке и радостно замахал наезднице рукой. Наездница танцевала, становилась на голову, прыгала сквозь обруч, оклеенный разноцветной бумагой, а посредине арены, будто заведенный, крутился человек в сером фраке и сером цилиндре и щелкал длинным кнутом.
Потом люди в красно-желтой одежде засуетились, вытащили две блестящие подставки и высоко натянули между ними стальной канат. Выбежала чернокудрая девочка. Она взобралась вверх по лестнице и заскользила по канату. Оркестр заиграл вальс. В каждой руке девочка держала по большому розовому вееру и, когда танцевала, была похожа на красивую бабочку.
И все, кого Артемка увидел в этот вечер на арене, навсегда остались жить в его памяти: и ловкие жонглеры с блестящими шарами, и огненно-красный черт, от полета которого захватывало дух, и клоуны, и потешные медвежата-музыканты.