Артур Артузов
Шрифт:
Новыми заместителями наркома НКВД были назначены начальник Главного управления пограничной и внутренней охраны (ГУПВО) комкор Михаил Фриновский (вскоре он заменит Якова Агранова на постах первого заместителя наркома и начальника ГУГБ), начальник ГУЛАГа комиссар госбезопасности третьего ранга Матвей Берман и начальник Главного управления Рабоче–крестьянской милиции (ГУРКМ) комиссар госбезопасности второго ранга Лев Бельский.
25 декабря 1936 года нарком Ежов «в целях конспирации» отменил названия отделов Главного управления государственной безопасности и присвоил им порядковые
1–й отдел – Отдел охраны;
2–й отдел – Оперативный отдел;
3–й отдел – Контрразведывательный отдел;
4–й отдел – Секретно–политический отдел;
5–й отдел – Особый отдел;
6–й отдел – Транспортный отдел;
7–й отдел – Иностранный отдел;
8–й отдел – Учетно–регистрационный отдел;
9–й отдел – Спецотдел;
10–й отдел – Тюремный отдел.
Естественно, Артузов задавался вопросом: в какой должности ему предстоит теперь продолжить службу в своем старом ведомстве? У него звание корпусного комиссара, соответствует специальному званию комиссара госбезопасности третьего ранга. По три ромба, как у него, носят два заместителя наркома. Стало быть, ему должны предложить должность, соответствующую званию. Если не в центральном аппарате, то, может быть, начальником управления НКВД в крупном центре? Он бы поехал…
В длинных гулких коридорах необычно пустынно и тихо. Изредка пронырнет из кабинета в кабинет с деловитым видом сотрудник в новенькой, как правило, необмятой еще форме. Лица – незнакомые…
Зашел к Слуцкому. Поздравили друг друга с Новым годом, поговорили о пустяках. В петлицах начальника ИНО, то есть 7–го отдела, отливали малиновой эмалью четыре ромба. Комиссар госбезопасности второго ранга! Растет Абрам Аронович, но по несколько растерянному виду заметно, что боится. Вдруг Ежов вернет Артузову ту должность, что он занимал до перемещения в Разведупр?
Абрам Аронович уже слышал о возвращении Артузова, но понятия не имел, какой пост займет его бывший начальник.
Артузов попрощался со Слуцким и направился по коридору дальше. И тут выяснилось, что просто пройти к наркому Ежову, как раньше он ходил и к Менжинскому, и к Ягоде, нельзя. По пути к его кабинету на каждом повороте и лестничной площадке пост. Дежурный в фуражке, при телефоне и револьвере. Попасть к наркому, оказывается, можно только по его вызову или заранее обговоренному с его секретариатом вопросу.
Принял Артузова начальник секретариата НКВД Яков Абрамович Дейч. Никогда раньше Артур Христианович его не видел. Впечатление неприятное. Невзрачный, с кудлатой, дыбом, вьющейся шевелюрой. Маленькие, двумя вертикальными полосками усики делают его чем–то похожим на артиста цирка Карандаша. Между тем – комиссар госбезопасности третьего ранга. Два ордена, интересно – за что получил?
Поздоровавшись, не вставая с места и глядя куда–то вниз, Дейч быстро ввел Артузова в курс дела:
– Вы назначены приказом наркома научным сотрудником на правах помощника отдела в восьмой отдел. Начальник отдела майор госбезопасности Цесарский уже предупрежден.
Артузов был ошеломлен. Не сразу даже понял, о чем речь.
– Восьмой – это…
– Учетно–регистрационный.
–
Дейч словно ждал этой просьбы, почти прервал на полуслове:
– Товарищ народный комиссар вызовет вас сам, когда сочтет нужным.
Должно быть, начальник секретариата думал, что Артузов намерен жаловаться наркому на столь вопиющее понижение в должности, но Артур Христианович, памятуя прежнее доброе к нему отношение Ежова, хотел просить его совсем о другом человеке…
Начальник 8–го отдела ГУГБ майор госбезопасности (один ромб в петлице) Цесарский при разговоре с Артузо–вым явно чувствовал себя не в своей тарелке. У него в подчинении неведомо почему очутился корпусный комиссар, к тому же старый чекист, личность в контрразведке и разведке легендарная. Артузов, делая вид, что не видит в этой ситуации ничего особенного, чтобы не вступать сразу в конфронтацию с этим майором, который, собственно, ни в чем перед ним не виноват, сразу спросил:
– Каковы будут мои обязанности в отделе? Цесарский облегченно вздохнул и вполне дружелюбно ответил:
– Близится двадцатая годовщина образования органов ВЧК—ОГПУ—НКВД. Руководство решило к юбилейной дате издать книгу, закрытую, для служебного пользования. Лучше вас никто в наркомате нашу славную историю не знает. Ваше единственное задание, не мое, руководства – такую книгу написать. Все архивные материалы хранятся в нашем отделе. Вам будут доставлять любые «дела» по вашему усмотрению.
Цесарский даже сам проводил Артузова до его нового кабинета (хорошо еще, что отдельного). Небольшая комната, канцелярский шкаф, письменный стол под зеленым сукном и стеклом. Одно жесткое кресло. Один стул. Настольная лампа. Письменный прибор. Пепельница. У окна круглый столик с графином и двумя стаканами. Древний английского производства сейф. И портрет нового народного комиссара на стене напротив стола. Улыбающиеся глаза, добрый взгляд…
На следующий день Артузов через секретариат передал наркому личное письмо следующего содержания: «Дорогой Николай Иванович!
Вчера я добивался к Вам, чтобы доложить о деле, которое меня несколько тревожит.
Хочу доложить Вам об этом деле сегодня, тем более, что получил предписание возвратиться в Ваше распоряжение.
У меня работает старый мой работник Борис Игнатьевич Гудзь. Он был у меня одно время секретарем, долгое время работал в Особом отделе (был там парторгом в период, когда коллектив Особого отдела имел почти бессменно переходящее знамя ОГПУ).
Тов. Гудзь – отличный коммунист и очень хороший работник разведки.
На днях НКВД арестовал его родную сестру, которую я знаю также очень давно (лет тридцать). Отец Гудзей до Октябрьской революции был меньшевиком, а после нее сейчас же перешел в Коммунистическую партию и отправился с винтовкой, как красноармеец, на фронт.
Александру Игнатьевну Гудзь я знаю, как вполне преданного Советской стране человека… я с трудом допускаю возможность ее какой бы то ни было нелояльности к нашей власти… Лично я убежден, что А. И. Гудзь [ни в чем] не виновата…» {119}