Артур
Шрифт:
— Если рану Артура возможно уврачевать на земле, то лишь на острове Аваллон.
В глазах Гвенвифар блестели невыплаканные слезы. Она плотнее закуталась в плащ, повернулась, расправила плечи и пошла вверх по склону. Бедивер долго стоял и смотрел во тьму, волны плескались у его ног. Я стоял рядом с ним, и сердце мое разрывалось. Наконец он взял у меня факел и со всей силы зашвырнул в море. Огненная дуга, словно след падающей звезды, протянулась к востоку, с шипением коснулась воды и погасла навек.
Глава 11
—
— Он велел ждать. Что еще нам остается? — полным муки голосом произнесла Гвенвифар.
— Он обещал вернуться в течение трех дней. Что ж, три дня истекли, а его все нет!
И впрямь с самого рассвета мы смотрели и ждали, когда появится корабль. Я нес дозор весь день, сменяемый то Бедупром, то Гвенвифар, то обоими вместе. Мы говорили о пустяках, не упоминая лишь о ладье, которой были заняты наши мысли.
День догорел, сменившись тусклым закатом, — по-прежнему не видно парусов на горизонте. А ведь всего сутки назад залив пестрел кораблями. Королева объявила, что Пендрагон совещается с Эмрисом и просит их не тревожить. Она велела властителям Британии возвращаться в свои королевства и ждать, когда Пендрагону угодно будет созвать их снова. Кимброгам она приказала вернуться в Каер Лиал.
Фергус и Бан заподозрили неладное и подошли к королеве отдельно от остальных. Сердце Гвенвифар готово было разбиться, но тайну она не выдала.
Борс, Кадор и Рис отбыли последними. Они хотели задержаться и ехать вместе с королем, но Гвенвифар велела им подготовить дворец Пендрагона к его возвращению — ведь пикты столько всего разрушили. Под конец они нехотя согласились и уехали, так что к вечеру второго дня мы остались у ротонды втроем.
Мы смотрели и ждали. Солнце поднялось в зенит и начало медленно скатываться к востоку. Однако море по-прежнему было пустым; ладья все не появлялась. И в сумерках не показалось ни малейшего знака. Когда стало смеркаться, Бедивер разжег у холма яркий, заметный с моря костер.
Теперь мы в молчании сидели у шатра Пендрагона. Штандарт с ало-золотым драконом реял на вечернем ветру. Словно в ответ на слова Бедивера над головами у нас с криком пронеслись чайки. Эхо их жалобных голосов донеслось из долины. Бедивер посмотрел на упавшую миску и пинком отбросил ее прочь.
— Нельзя было его отпускать, — сказал он голосом, полным боли и укоризны.
— Так отправимся к нему, — тихо промолвила Гвенвифар. Она повернулась и взяла меня за руку. — Ты бывал на острове, Анейрин.
— Да, не раз. И ты, госпожа моя.
— Ты поведешь лодку, — объявил Бедивер.
— Ноу нас нет лодки! — заметил я.
— Артур Корабел наш господин, — фыркнул Бедивер, — а ты говоришь, нет лодки. Я добуду.
— Тогда я ее поведу, и да будет с нами Господь, — сказал я.
Бедивер оседлал лошадь и тут же ускакал прочь. Мы с Гвенвифар весь вечер не находили себе места. Говорить было не о чем. Как
Я лег, но заснуть не смог. Всю ночь я ворочался на телячьей коже, глядя, как луна медленно ползет по небу, и молился Господу Иисусу, прося нас защитить. Перед самой зарей я погрузился в странную дрему: глубокую, но в то же время не полную. Я знал, что сплю, и все же различал стон моря под холмом и вздохи ветра в траве.
То было время между времен — ни день, ни ночь, ни тьма, ни свет, — когда открываются врата между нашим и тем миром. Беспрестанный плеск волн о морской берег казался мне тревожным ропотом толпы. Дыхание ветра превратилось в шепот существ из Иного Мира, приказывающий мне встать и идти за ними.
Я лежал в этом потустороннем месте, и мне приснился сон.
Во сне я проснулся, открыл глаза и увидел зеленый Аваллон, Остров Яблок, прекраснейший остров этого мира, уступающий лишь Острову Могущественного. Я услышал странный, чарующий напев птиц Рианнон и дивный запах цветущих яблонь. Чувствуя на губах медовую сладость, я встал.
Я шел по торной тропе от морских обрывов ко дворцу Короля-рыболова, однако на месте дворца увидел лишь лежащий на земле каменный крест, а возле него кожаную суму Мирддина с его орудиями для резьбы по камню. Я наклонился, чтобы разглядеть выбитые слова, но темное облако загородило солнце, свет померк, и я ничего не смог разобрать.
Я взглянул на восток и увидел мерцание звезд, хотя на западе еще сияло солнце. Надо мной собирались грозовые тучи. Блеснула молния, в небесах громыхнуло так, что содрогнулась земля.
По всему острову гром перешел в рокот, дрожание земли — в поступь исполинского зверя. Я повернулся на восток, откуда приближалась гроза, и увидел огромного золотого льва, прыжками несущегося ко мне. Лев схватил меня зубами, пронес через остров к морю, прыгнул в белопенные волны и поплыл.
Вокруг меня кипела вода. Лев превратился в рыбу, которая на спине довезла меня до скалы в середине море и там оставила. Теперь буря бушевала над скалой. Ветер свистел и поднимал волны; валы били в меня, но я что есть силы держался за скалу, боясь утонуть в буйной пучине.
Я цеплялся за холодный и мокрый камень, не жив и не мертв от страха, ибо спутники меня покинули и близилась моя погибель. Меня начала бить дрожь, да так, что я думал — сломаются кости. Все тело жгло, будто огнем.
Скалу окутал сияющий туман, и из него раздался голос, назвавший меня по имени.
— Анейрин, — приказал голос, — перестань дрожать и не бойся. Я видел твой жалкий удел и помогу тебе. Встань! Я покажу тебе, что делать.
Я встал на скалу и сделался горой, высокой и крепкой. Как ни ярилась буря, волны не могли затопить гору. На вершине горы рос древний дуб. Я сломал одну из ветвей и ударил ею по земле, и тут же из корней забил родник.