Асфальт
Шрифт:
– Твой телефон беспрерывно трезвонил, – сказала Аня, заглянув в ванную, – но я будить тебя не стала. Он только что опять звонил.
– Понял. Спасибо, Анечка, – сказал Миша, вытирая лицо полотенцем.
Он стоял в ванной и с трудом соображал, что же делать дальше. Голова была совершенно, как говорится, тугая и, казалось, слегка гудела где-то глубоко внутри. Миша пытался собрать в одну целую картину ту информацию, что за окном уже темно и что уже девятый час вечера, и то, что он только-только проснулся и умывается. Эти факты соединялись с большим трудом. А главное, непонятно было, что же с этим всем делать? Причём непонятно было, «что делать?», не в глобальном
Мысль в тугой голове заработала, и Миша перебрал возможные варианты дальнейших действий. Он сказал себе, что в данный момент не утро, а, наоборот, вечер, и заниматься делами в такой час уже поздно, а стало быть, ехать никуда не надо и одеваться в обычный рабочий костюм тоже не нужно. Мысль о том, что можно было бы скоротать вечер с кем-нибудь из друзей-приятелей, где-то посидеть и выпить, показалась неплохой, но трудно реализуемой. Миша никого почти видеть не хотел. Он подумал про Стёпу или Сергея, или про обоих вместе, но тут же вспомнил, что уже скоро девять вечера, они либо по домам, либо где-то в компаниях. В чужую компанию Миша ехать категорически был не готов, а выдёргивать друзей из дома или из компаний было непросто. Да к тому же, если даже те согласятся встретиться и где-то посидеть, то на такое дело в Москве уйдёт уйма времени. Через сколько они смогут встретиться? Ну, в самом лучшем случае часа через полтора. И это в лучшем случае! И что?! А завтра на работу. То есть одеваться для посиделок и выпивки Миша решил себе запретить.
Он подумал ещё, не переодеться ли ему в свои обычные домашние штаны и майку, но решил, что так он одевается тогда, когда приходит с работы не очень поздно. А тут было что-то совсем не то. Голова была тугая, тело ватное, он пришёл домой давно, долго спал, проснулся глубоким вечером, что дальше делать, было непонятно. В итоге Миша остался в домашнем халате и вышел из ванной.
Он ничего не придумал на тему, как прожить вечер. А прожить его как-то было нужно. А куда же его девать, этот вечер? Перескочить через него или как-то его скомкать было уже невозможно. Миша просто остался в халате, а стало быть, он остался дома, чтобы как-то прожить этот вечер.
Все утренние и дневные события и переживания отдалились, их яркость потухла. Мише было грустно и даже скучно жить. Он стоял у двери из ванной комнаты, и ему было грустно и скучно. Он обречённо думал о тех нескольких часах вечера, которые ему нужно прожить, чтобы… Чтобы что?… А чтобы жить дальше. Но Миша стоял и сильно опасался, что это будут не несколько часов, а существенно больше, потому что он не мог себе представить, что ему удастся вскоре уснуть.
А ещё он подумал о том, что утром надо будет поехать на работу. Миша вспомнил о том, как ещё вчера он с ужасом думал о том, что в пятницу поедет на работу после всего случившегося и как сможет снова войти в повседневную жизнь. А вот уже наутро эта повседневность и вернётся. Миша думал об этом, но гораздо спокойнее, чем вчера. Много важнее теперь было пережить наступивший вечер.
– Миша! Я буду детей укладывать, – услышал Миша Анин голос. – Твой телефон на кухне, там, где ты его оставил. Тебе много звонили, это я тебе напоминаю.
– Я помню, помню! – ответил Миша хрипловатым после сна голосом. – Анечка, уложишь их,
– Давай, – ответила Аня. Она отвечала из детской комнаты. – Я Сонечке почитаю сначала, так что ты скоро меня не жди. Но и если меня долго не будет, проверь. А вдруг я заснула. Разбуди меня. Выпьем чаю.
– Понял, – ответил Миша, не сойдя с места, – я подожду. Он направился на кухню за телефоном и почти сразу нашёл его на подоконнике. Обычно он свой телефон дома по разным местам не оставлял – либо носил его в кармане халата, либо клал рядом с телевизором. А тут оставил его на кухне, вот и смог проспать так долго и так крепко.
Непринятых звонков было много. Но звонили в основном два человека. Несколько раз звонил Стёпа, и раз сто звонил Лёня. Мише сразу захотелось Лёню придушить. Сообщение было только одно, от Сони. Миша его прочёл в первую очередь. Соня писала: «Ты хотел узнать про мой сон. Что случилось? Почему не звонишь? Я волнуюсь. Позвони, как сможешь».
Миша подумал несколько секунд и позвонил сначала Лёне, нарушая собственное правило вечером не совершать деловых звонков.
– Леонид, это Михаил, – услышав обычное Лёнино «Да, слушаю», сказал Миша. – Ты мне звонил много раз, я не мог говорить, что-то случилось?
– Да, случилось, – грустным и, как Мише показалось, укоризненным тоном ответил Лёня, – но теперь уже поздно об этом. Как ты сам? Валентина говорила, что похороны прошли нормально.
– Спасибо, Лёня, я в порядке, – быстро ответил Миша. – А что поздно-то? Что, в Петрозаводске твоём любимом опять что-то стряслось? Угадал?
– Угадал, Миша! Угадал! Но сейчас нет смысла уже говорить. Уже поздно! Завтра всё расскажу.
– Несколько часов назад было ещё не поздно, – моментально рассердился на укоризненный тон Миша, – а теперь поздно? То есть если бы ты до меня раньше дозвонился, то всё было бы хорошо, а теперь всё плохо и уже поздно что-то исправлять? Так?
– Миша, не передёргивай! Говорю же, сейчас об этом говорить поздно.
– Лёня, ты же знаешь, что в серьёзных делах так, чтобы сейчас не поздно, а через час уже поздно, не бывает, – самым своим металлическим голосом сказал Миша.
Лёня молчал несколько секунд.
– Михаил! Ну ты же знаешь, что именно так часто и бывает! – сказал Лёня совершенно другим, просто грустным и без укоризны голосом. – Ну что ты такое говоришь? Сам же знаешь, что так бывает сплошь и рядом, и как раз в серьёзных делах.
– Так что случилось-то? – недослушав, спросил Миша.
– То, чего я и боялся, – ответил Лёня быстро. – Как я и предполагал, наш объём по разметке отдают кому-то из местных. Кому точно, я пока не узнал, но это и не важно. Мне сегодня после обеда из мэрии Петрозаводска позвонил этот… ну, твой знакомый с армянской фамилией… Как его? Ну, ты знаешь! У меня с этими их фамилиями…
– Лёня, у тебя со всеми фамилиями и именами плохо, – ещё сердился, но быстро успокаивался Миша, – понял я, о ком идёт речь. Григорьянц?
– Да, он! Так вот, он до тебя дозвониться не мог и позвонил мне. Он сказал, что нужно срочно звонить…
– Я понял, Лёня, – перебил его Миша, – завтра всё решим. Никуда они от нас не уйдут. И я думаю, что ничего там не поздно.
– Легко тебе так думать! – вдруг повысил голос Леонид. – Тут полдня или целый день бьёшься над тем, что ты можешь решить одним звонком. Но ты почему-то не звонишь, а вопрос не решается. И я этот вопрос никак решить не могу, потому что со мной не хотят говорить. И то, что для тебя, как ты говоришь, «не поздно», для меня непреодолимо. Понимаешь?!