Асгард Возрожденный
Шрифт:
– Позволю, – легко согласилась Райна и даже сама удивилась, чего это она – радуется, что ли?
– Тогда спускаемся.
…Путь их по Древу вниз длился долго. Они видели демонов, видели, как те на выбор поглощали то один, то другой лист. Нескольких они сразили – и бок о бок стояли, заворожённо наблюдая, как на залечивающих рану черенках возникали хрупкие, эфирные, прозрачные души тех, кому только предстояло родиться и кому чёрные головоногие твари, отчего-то сохраняемые здесь, на Древе, не хотели этого позволить.
Когда они достигли
– Как ты собираешься искать её?
– Трактирщик обещал, что моя тропа сама приведёт к ней.
– Угу. Только при этом тебе пришлось сделать крюк до самой вершины и увидеть Престол.
– Может, для этого он меня туда и послал?
– Может… – Райна озиралась. – Подождём. Мы обязательно должны их встретить, тех, кто заботится о Древе.
– Каррр!
– Привет, старый знакомец, – проворчал Ракот, глядя на исполинского ворона, размером с самого большого из орлов. – Проведать явился?
– Нет, – вдруг сказала Райна, глядя прямо в глаза страшной птице. – Его прислали. Явился указать путь.
О чём ты, – не успел удивиться Ракот, а ворон уже ринулся вперёд, валькирия – следом.
Ворон и впрямь указал дорогу – Восставший и Райна не прошли и двух сотен шагов, когда почти лоб в лоб столкнулись с двумя дюжинами мужчин, женщин и детей, шедших большой гурьбой, словно странствующее племя.
– Трактирщик исполнил слово, – прошептала не слушающимися её губами валькирия, глядя на очень высокую, статную женщину, настоящую богатырку, что на целую голову превосходила ростом самого долговязого мужчину.
Великое заклятие Одина, заклятие возрождения Асов, пошло совсем не так. Полностью и абсолютно.
Гномам пришлось в ужасе бежать за пределы кольца пылающих рун, спасаясь от заполнившего воздух огня и дыма, к которому теперь добавились облака жгучего пепла.
Остались только трое – сам Один, волк Фенрир да Гулльвейг, Мать Ведьм. Не считая Скьёльда, так и оставшегося лежать, закрывая голову руками.
Сорвавшаяся с привязи сила буйствовала и бушевала над Асгардом. Стены и башни его стояли непоколебимо, однако что Одину в прочности мёртвого камня? Руны асов оставались темны и мертвы, души их не находили дорогу к сотворяемой Отцом Богов для них плоти.
Напор обрушивавшейся на Асгард мощи поражал и потрясал. Сила, не находя воплощения, воспламеняла сам воздух, ища выхода в уничтожении. На Старом Хрофте задымились его плащ и знаменитая широкополая шляпа, однако он продолжал удерживать заклятие, каждая из рун пылала перед его глазами, до рези отчётливая, но…
Но передать живительную силу теням асов ему никак не удавалось.
– Один! – В голосе Гулльвейг был самый настоящий ужас. – Скорее… Дальние… только они смогут…
– Нет! – хрипло вскаркнул Отец Богов. – Только я! Только я сам!..
– Глупец, ты погубишь и себя, и их, и нас! – взвизгнула Мать Ведьм.
– В-великий бог… – кажется, это
Один не ответил. Он словно разом тянул из себя живую кость и пытался поднять неподъёмный, давящий на плечи груз. Он должен, он сможет, он – Ас Воронов.
Он должен!
Альвийский меч поднялся подрагивая, с трудом и вроде б даже неуверенно. Но с первым же росчерком его острия дрожь унималась, словно Старый Хрофт обретал уверенность от каждого движения. Он чертил новую руну, чертил, невольно вспоминая кузницу Оружейницы и то, как рождались их с Райной клинки, покидая огненное горнило, словно материнскую утробу.
Руна, что рождалась прямо на глазах, была совершенно новой. Облик её складывался сам собой, из отдельных росчерков, каждым из которых Один старался связать священный символ с одной из стихий.
Вечные вода и огонь, земля и воздух. Смерть и жизнь. Душа и тело. Свет и тьма. Всё то, что живёт и дышит магией, соединялось в сложном, многосмысловом рунире, и по линиям его словно бежала сейчас сама кровь Старого Хрофта.
Вот она, вот она! То, чего недоставало в цепи, что должно замкнуть её окончательно!
…И Отцу Дружин до последнего казалось, что он таки сумеет стянуть вместе концы распадающегося обруча, когда небо надо головами лопнуло, и сотни, тысячи исполинских зелёных кристаллов со злобными зубастыми пастями, что корчились за блестящими смарагдовыми гранями, устремились отвесно вниз, прямо к земле, словно поток стрел, разом пущенных полком искусных лучников.
– Каррр! – забил крылами громадный ворон, вздымаясь над замершими с одной стороны людьми, и Ракотом и Райной – с другой.
Валькирия смотрела прямо на свою мать. Она казалась живой, совершенно такой же, как в тот день, когда грозный бог Один увёз с собой на восьминогом Слейпнире маленькую Рандгрид.
– Что с тобой, Сигрун? – начал один из мужчин.
Мать Райны остановила его властным жестом:
– Идите. Ступайте. Я… вас догоню. Потом.
– Но…
– Идите! – рявкнула богатырка, и на сей раз её уже никто не ослушался.
Озираясь и что-то бормоча себе под нос, люди и в самом деле двинулись дальше. Ворон слетел вниз, устроившись на толстой ветви прямо рядом с валькирией.
– Мама, – не своим голосом еле-еле выговорила валькирия.
– Дочка, – точно так же, сдавленно, сказала и Сигрун.
Они бросились друг к другу.
– Дадим им поговорить? – обратился Ракот к Ворону. – Не будем подглядывать и подслушивать?
– Каррр! – негодующе возразил Ворон, расправляя широченные крыла. Улетать он явно никуда не собирался.
Ракот пожал плечами и демонстративно повернулся спиной.
Воительница и её мать столкнулись, ударились друг в друга, словно две льдины, что, ломая и кроша края, на время становятся единым целым в весеннем ледоходе.