Ашерон
Шрифт:
Быстро пробежав по дворцу, я поняла, что он находиться в тренировочной зале и наблюдает, как Стикс практикуется в фехтовании.
— Отец?
Он одарил меня раздраженным взглядом, мол, как я посмела вмешаться в его наслаждение действиями Стикса.
— Какие-то проблемы?
— Вообще-то да. Я хочу, чтобы освободили Ашерона. Я настаиваю на этом.
Он ухмыльнулся на мою просьбу.
— Зачем? Что он будет делать с этой свободой?
Я хотела, чтобы он понял, что делает тому, кто не причинил ему никакого вреда. Тому, кто был его кровью и плотью.
— Ты не можешь держать его привязанным, как зверя, отец. Это жестоко. Он даже
— А также позорить нас.
— Чем позорить?
— Женщины, — гаркнул он, — вы все слепы. Неужели ты не видишь, кто он такой?
Я точно знала, что представляет из себя мой брат.
— Он мальчик, отец.
— Он шлюха.
В этих словах было больше яда, чем в змеиной яме, куда мой отец кидал своих врагов. Это еще больше разозлило меня.
— Он был истерзанным рабом, которого ты выкинул на улицу. Что еще ему оставалось делать?
Ответом на этот вопрос было дикое рычание. Но я не собиралась отступать.
— С меня хватит, отец. Я больше не потерплю этого ни одной минуты. Если ты не снимешь с него оковы, я побрею голову и изуродую свое лицо так, что ни Апполону, ни кому-либо еще, больше не понравлюсь.
— Ты не посмеешь.
Впервые в жизни, я смотрела на него, как на равного. В глубине души я знала, что смогу нанести себе этот вред.
— За жизнь Ашерона, посмею. Он заслуживает большего, чем существование животного.
— Он ничего не заслуживает.
— Тогда ищи другую подстилку для Апполона.
Его глаза потемнели так, что я была уверена, что получу за свою дерзость. Но неожиданно я выиграла эту битву. В тот же день Ашерона освободили. Он лежал даже когда оковы уже раскрыли, и я увидела настороженность в его глазах. Он ожидал, что что-то худшее могло произойти с ним. Когда кандалы совсем убрали, я приказала стражникам выйти из комнаты. Ашерон ни разу не пошевелился, пока мы не остались наедине. Медленно и со злобой он заставил посмотреть себя мне в глаза. Его шатало, так как мышцы были слабыми из-за малой подвижности. Его длинные белокурые волосы были спутанными и жирными. Его кожа была безумно бледной из-за того, что тьма была его недавним домом. Густая борода покрывала щеки. Под глазами пролегли глубокие морщины, но, по крайней мере, он больше не выглядел привидением — обильная еда помогла набрать ему вес, и сейчас он отдаленно походил на человека.
— Ты не можешь покинуть эту комнату, — предупредила я его, — отец был категоричен в своих условиях, твоя свобода будет распространяться только на эту комнату и только до тех пор, пока ты скрыт от посторонних.
Ашерон замер от услышанного и одарил меня пронизывающе холодным взглядом.
— По крайней мере, ты больше не привязан.
Он не разговаривал со мной. Он вообще ничего не делал. Однако его проникновенные серебряные глаза метали молнии. В них я увидела ту боль и агонию, которые на данный момент наполняли его жизнь. Они обвиняли и в тоже время мучились от боли.
— Мои покои через две двери, и ты можешь…
— Я не могу выйти, — заорал он, — разве не это, ты только что сказала?
Я было открыла рот, но потом передумала. Он был прав, а я уже успела об этом забыть.
— Тогда я приду навестить тебя.
— Не утруждай себя.
— Но Ашерон…
Он остановил меня своим убийственным взглядом.
— Помнишь, что ты сказала, когда в последний раз навещала меня в клетке?
Я попыталась восстановить хоть что-то в памяти. Я была очень зла на него, за то,
— Нет.
— Ну и умирай. Я устала о тебе беспокоиться!
Я застыла от слов, которые никогда не должна была говорить, они ранили меня глубоко, но это не шло ни в какое сравнение с тем, что должно быть чувствовал он. Если бы я только знала, что он так страдал…
— Я злилась на тебя.
Он скривил свои губы.
— Я был слишком слаб, чтобы отвечать тебе. Знаешь, очень сложно разговаривать, когда дни напролет ты проводишь в кромешной тьме, а компанию тебе составляют только крысы. И потом ты ведь вряд ли представляешь себе, что такое, когда тебя кусают блохи и крысы? Или что значит сидеть в своем собственном дерьме?
— Ашерон…
Его ноздри раздувались.
— Оставь меня в покое, Рисса. Мне не нужно твое милосердие. Мне вообще от тебя ничего не нужно.
— Но…
Он вытолкнул меня из комнаты и захлопнул дверь перед моим носом. Я стояла и смотрела на нее, пока не заметила движение. Это были стражники для Ашерона. Их было двое, и они должны были следить за тем, чтобы он не нарушал приказы отца. Это было его судьбой. Я только сменила расположение его тюрьмы. Мой брат все еще был заточен.
У меня изнывала душа по нему. Он был жив, но для чего? Возможно, было бы более благородно дать ему умереть. Но как я могла допустить это? Он же мой брат, и я его люблю, несмотря на его ненависть ко мне. Я развернулась и пошла в свои покои, но и там не могла найти себе места. Я была с Ашероном жестокой, злой, неосмотрительной. Неудивительно, что он не хочет со мной разговаривать. Но я не могла оставить все, как есть. Я дам ему время, и возможно, в конце концов, он поймет. По крайней мере, я надеялась, что он найдет в себе силы и простит меня, за то, что я была, как и все. За то, что причинила ему боль, когда должна была драться за него.
Глава 28
1 декабря,9529 г. до н. э.
Шли дни, а я все больше нового узнавала об отцовских правилах по содержанию Ашерона. Никто не допускался в его комнату, кроме меня, но, к сожалению, я не была желанным гостем для Ашерона. Все, к чему он прикасался, должно быть разрушено и сожжено. Абсолютно все. Его тарелки, простыни, даже его одежда были подвержены уничтожению. Это был вид отцовского публичного унижения Ашерона. Меня от этого тошнило. Пока я не наткнулась на еще более пугающий факт из всех. Я пошла с друзьями посмотреть пьесу в середине дня, это нельзя было назвать для меня обычным, но Затерии в душу крепко запал один актер, и она настояла на том, что я должна оценить его. Мы смеялись, когда я неожиданно заметила кое-кого, кто сидел на два ряда ниже нас в крестьянской секции. Он сидел один, с головы до ног укутанный в плащ. На его голове был капюшон, и поэтому я не видела его черт, однако что-то странно знакомое было в нем.
Когда пьеса закончилась, и человек поднялся, я поняла, почему он мне показался знакомым. Это был Ашерон. Он натянул капюшон ниже, но я все-таки успела заметить красоту его лица. Тем более Стиксу даже в голову не пришла бы такая простая мысль, как посетить дневную пьесу. А если бы все же и пришла, то он бы никогда не сидел на этих местах. Я извинилась и пошла за ним.
— Ашерон? — он приостановился на долю секунды, а потом натянул капюшон ниже и продолжил идти. Спеша за ним, я заставила его остановиться. Он посмотрел на меня холодно.