Аскетика. Том I
Шрифт:
Макарию было тридцать лет, когда он поселился в пустыне скитской. Но уже в первые годы его подвижнической жизни называли его отроком-старцем. Так как братия, собравшаяся к Макарию, не имели пресвитера, то епископ Египетский рукоположил Макария на 40-м году его жизни в пресвитера, когда он имел уже дар чудотворений и пророчества. Когда число братии умножилось, — Макарий воздвиг для них четыре храма, которые имели особых пресвитеров. Все отшельники жили в особых келлиях, отделенных одна от другой. Сам Макарий жил также отдельно в глубокой пустыне и имел при себе только двух учеников; один принимал приходящих, другой жил подле него в особой келлий. От келлий своей Макарий прокопал подземный ход, длиной в полстадии, и на конце его небольшую пещеру. Когда приходящие беспокоили его, — он удалялся этим ходом в свою пещеру, и никто не знал, куда он уходил. Один из учеников его, знавший об этом ходе, рассказывал, что Макарий прочитывал 24 молитвы, идя в пещеру, и столько же на обратном пути.
Немного до нас дошло сведений о жизни Великого Макария, и эти немногие сведения суть только отрывочные сказания, которые мало могут познакомить нас с его внутренней жизнью. Жизнь его, сокровенная во Христе, осталась сокрытой и для нас. Лучшим источником для познания его внутренней жизни могут служить его писания. В своих писаниях, исполненных глубокой мудрости, он высказывает тайны духовной жизни не по умозрению, а по опыту; передает то, что изведал сам.
Человек, говорит Макарий, по природе имеет предначинание, или наклонность, к добродетели, и его-то взыскует Бог, и поэтому повелевает, чтобы человек сперва понял ее, поняв, возлюбил и предначал волей. Душевные помыслы, со времени Адамова преступления, отторгшись от любви Божией, рассеялись в веке сем и смешались с помыслами вещественными и земными. Посему, как резвых детей, душа да соберет и умирит грехом рассеянные помыслы; пусть введет их в дом тела своего, непрестанно в посте и с любовью ожидая Господа. Если не обленимся и не дадим у себя пажитей порочным помыслам, но волей своей привлечем ум, понуждая помыслы устремиться ко Господу, то, без сомнения, Господь Своей волей придет к нам и действительно соберет нас к Себе; потому что благоугождение и служение зависит от помышлений. В какой мере собираешь ты ум свой к исканию Бога, в такой, и еще в большей, мере понуждается Он собственным Своим благоутробием и благостью придти к тебе и успокоить тебя. Стоит Он и рассматривает твой ум, помышления и движения мыслей, назирает, как ищешь Его, от всей ли души твоей, не с леностью ли, не с нерадением ли. И когда увидит рачительность твою в искании Его, тогда явится и откроется тебе, подаст помощь Свою и уготовит тебе победу, избавляя тебя от врагов твоих. Пока человек не отрешится от пристрастия к земному, до тех пор он не может знать, что в сердце есть иная борьба, иное тайное противление, иная брань помыслов от лукавых духов, и что предложит ему иной подвиг. Тот только, кто освободится от пристрастия к земным вещам и прилепится к Богу, один он в состоянии познать внутри водворяющуюся борьбу страстей, и внутреннюю брань, и лукавые помыслы. Ниже ума, глубже помыслов, в сокровенных изгибах души нашей гнездится змий, убийственно уязвляющий главные члены души нашей. Умертвить этого змия, достигнуть полной чистоты можно только посредством одного Иисуса Христа. Не вдруг душа достигает чистоты. Наперед должна она испытать скорби, придти в унижение, в тесноту. Если бы человек без труда мог преуспевать в добре, то христианство не было бы камнем преткновения и камнем соблазна, не было бы ни веры, ни неверия, не было бы ни подвигов, ни случаев к брани. Слушающий слово Божие приходит в сокрушение, и потом, поелику благодать, по Божию смотрению, к пользе человека удаляется от него, начинает он упражняться и поучаться в брани. Скорби и несчастья должны быть принимаемы с радостью, ибо они свидетельствуют, что Бог с нами. Встречая несчастья в мире, ты начинаешь размышлять: несчастлив я в мире, — пойду, отрекусь от мира, буду служить Богу. Дошедши до этой мысли, слышишь заповедь, которая говорит: продаждь имение твое (Мф. 19, 21), возненавидь плотское общение и служи Богу. Тогда начинаешь благодарить за свое несчастье в мире, за то, что по сему поводу оказываешься послушным Христовой заповеди. Как скоро удалишься от мира и начнешь искать Бога, — должен будешь бороться со своей природой, с прежними нравами и с тем навыком, который тебе прирожден. А во время борьбы с сим навыком найдешь противящиеся тебе помыслы и борющиеся с умом твоим; и помыслы сии повлекут тебя и станут кружить тебя в видимом, чего хотел ты избежать. Тогда-то начнешь борение и брань, восставляя помыслы против помыслов, ум против ума, душу против души, дух против духа. Когда душа начнет удаляться от греховной жизни, забывать свои обычаи мирские, — диавол преследует ее скорбями, искушениями и невидимыми бранями. Здесь-то искушается, здесь-то испытывается, здесь-то делается явной любовь души к Изведшему ее из греховного Египта. Усматривает душа, что сила вражия готова на нее напасть и умертвить ее; видит также и перед собою море горести, скорби и отчаяния; но не в силах она ни идти назад, видя готовых врагов, ни простираться вперед, потому что боязнь смерти и окружающие страшные и различные скорби заставляют видеть перед собою смерть. Когда видит Бог, что душа падает от боязни смертной и что враг готов поглотить ее, тогда подает ей малую помощь, медленно действуя на душу и испытывая ее, тверда ли она в вере, имеет ли любовь к Нему. Ибо Богом определено, чтобы таков был путь, вводящий в жизнь, — со скорбью, с теснотой, со многими испытаниями, с самыми горькими искушениями. И если здесь еще душа совершит сей путь в безмерной скорби, имея пред глазами смерть, то тогда уже рукой крепкой и мышцей высокой, озарением Святого Духа расторгает она силу тьмы, минует страшные места, преходит море тьмы и всепоядающего огня. Иным, хотя удалились они из мира, отреклись, по Евангелию, от века сего и с великим терпением преуспевают в молитве, в посте, в рачительности и в других добродетелях, Бог не скоро дает благодать и упокоение и духовное радование, но медлит и удерживает дар — для испытания свободной воли, чтобы видеть, точно ли верным и истинным почитают Бога, обетовавшего давать просящим и отверзать дверь жизни ударяющим в нее. Всякая добродетель есть уже дар Божий. Невозможно, не по силам человеку искоренить грех собственной своей силой. Бороться с ним, противиться, наносить и принимать язвы — в твоих это силах; а искоренить — Божие дело. Душа доблестная присозидается к Церкви не потому, что сделала, но потому, что возжелала. Ибо спасает человека не собственное его дело, но Даровавший силу. Собственно твое, что сам ты делаешь, хотя и хорошо и Богу благоприятно, однако же нечисто. Например, любишь Бога, но несовершенно. Молитва твоя естественно бывает соединена с парением ума и с разными помыслами. А Бог дарует тебе молитву чистую, совершаемую духом и истиной. Сам Дух Святой вспомоществует немощи человеческой, и Господь влагает в землю сердца небесное семя и возделывает ее. Хотя нравственная порча пребывает в самом естестве, однако же преобладает там только, где находит себе пажить.
Нужные стебли пшеницы могут быть заглушены плевелами; но когда, с наступлением лета, растения сделаются сухи, тогда плевелы нимало не вредят пшенице. Так и в благодати: когда дар Божий и благодать приумножаются в человеке и богатеет он в Господа, тогда порок, хотя отчасти и остается в человеке, не может вредить ему. Христиане, если и нападает на них враг, имеют прибежище в Божестве; они облеклись в силу и упокоение свыше, и нимало не тревожит их брань. Нелегкое дело — приобрести чистое сердце; много нужно человеку борений и труда, чтобы чистыми иметь совесть и сердце и всецело искоренить в себе зло. Бывает и то, что в ином есть благодать, а сердце еще нечисто. Потому и падали падавшие; они не верили, что с благодатью пребывает в них дым и грех. Некоторые, оградив себя, при сильном в них действии благодати Божией, находили свои члены столько освященными,
Так св. Макарий представляет духовную борьбу, изображая в своих словах различные состояния духа, конечно, испытанные им самим. Подвигами, которые кажутся превышающими силы человека, он утверждал себя в добродетели. И не столь строгие монахи в пустыне скитской не имели там пресыщения и не искали лакомой пищи. Но Макарий удовлетворял своим естественным потребностям не более, чем сколько нужно для поддержания жизни. Однажды ученик его Евагрий, томимый жаждой, просил позволения напиться воды. «Будь доволен и тем, — сказал Макарий, — что находишься под тенью; многие лишены и этой отрады. Уже двадцать лет, как я ем, пью и сплю не более, как сколько нужно для поддержания жизни». Св. Макарий вкушал пищу только раз в неделю. Но сухость его тела была столько же следствием страха Божия, сколько его пощения и воздержания. «Отчего это, — спросили некоторые из отцов Макария, — ешь ли ты, или постишься, тело твое всегда сухо?» Макарий отвечал: «Палка, которой ворочают горящие дрова, беспрестанно снедается огнем; то же бывает и с человеком, если он очищает ум свой страхом Божиим: самый страх Божий снедает его тело». Случалось ему бывать за трапезой вместе с пустынниками, и когда здесь предлагали ему вино, он не отказывался, но после за одну чашу вина целый день не пил воды. Ученик его, заметив это, умолял братию не угощать его более вином, потому что, желая дать ему утешение, они подавали случай к новым изнурениям.
Обуздание чрева и языка, пребывание в своей келлии и плач о грехах почитал Макарий первыми обязанностями инока. Один брат спросил Макария: «Как ему спастись?» — Старец отвечал: «Бегай людей, сиди в келлии и плачь о своих грехах, а паче обуздывай язык и чрево». Распуская однажды в скиту собрание, Макарий сказал братии: «Бегите, братия!» Один из братии сказал: «Куда нам бежать из пустыни?» Макарий, положив перст на уста, сказал: «Сего бегите», потом вошел в келлию свою и заключил за собою дверь.
Произвольную нищету и нестяжательность Макарий почитал для инока выше всего. Однажды авва Феодор Фермейский, имевший три книги, пришел к нему и говорит: «Вот у меня три книги, и сам я получаю от них пользу, и братия, употребив их, получают назидание; что мне полезно сделать: оставить ли их у себя для собственной пользы и для пользы братии, или продать их и полученное раздать нищим?» Старец отвечал: «Первое хорошо, но нестяжательность всего лучше». Два раза Макарий заставал в своей келлии воров и не только не задерживал их, но и сам, как бы посторонний, помогал им выносить вещи из своей келлии.
С преуспеванием в духовном совершенстве, Макарий все глубже старался утвердить в себе чувство смирения. Он никак не хотел, чтобы его отличали от других. Когда приходил какой-либо брат к нему, как святому и великому старцу, он ничего не говорил с ним; но если кто обращался к нему с укоризнами, хотя и несправедливыми, такого принимал с удовольствием. Сам искуситель напрасно старался возбудить в Макарий дух гордости и наконец принужден был признать в нем высоту смирения. «Макарий! — сказал он служителю Божию: все, что ты делаешь, и я делаю; ты постишься, а я совсем не ем; ты бодрствуешь, а я совсем не сплю. Одним ты побеждаешь меня — смирением».
Смиренный дух Макария всегда находил случаи смиряться и ставить других выше себя по нравственному совершенству. «Я еще не монах, но видал монахов», — говорил Макарий в назидание братии Нитрийской и потом рассказал им о двух иноках в пустыни, которые жили вдали от всех людей, окруженные зверями, питаясь одной пищей с бессловесными. Во взаимной любви провели они 40 лет вместе, занимаясь единственно богомыслием. Этих двух мужей Макарий спросил: «Что должно мне делать, чтобы быть монахом?» Они сказали: «Если не можешь отречься от всего мирского, как мы, то иди в свою келлию и оплакивай свои грехи». Вспоминая о сих подвижниках, Макарий повторял так: «Я еще не монах, а только видел монахов». В другой раз Промысл Божий, для утверждения Макария в смирении, указал ему на двух женщин, живших в миру со своими мужьями в городе, но высших его по нравственному совершенству. И старец не обленился из пустыни придти в город и расспросить сих жен, как он живут. По просьбе Макария они рассказали, что пятнадцать уже лет, как они вышли замуж за двух братьев, и в течение сего времени жили во взаимной любви и согласии, всегда исполняли волю мужей; имели желание поступить в монастырь, но, по несогласию на то мужей, решились остаться в миру, но вместе положили обет бдеть над своим сердцем и не произносить ни одного праздного слова. И Макарий смиренно просил Бога, чтобы Он сподобил его жить в пустыни так, как они жили в миру.
Св. Макарий ходил учиться иночеству и у отца иноков Антония. Сначала Антоний, искушая его терпение, не допустил его в свое жилище, но потом отворил ему дверь и, приветствуя, сказал: «Я давно желал видеть тебя». С любовью принял его и упокоил. Плетя корзины из пальмовых ветвей, провели они вечер в беседе о спасении души. Смирение пред людьми утверждается на смирении к Богу, которое прп. Макарий во всяком облагодатствованном человеке признавал самым естественным чувством. «Человек облагодатствованный, — говорит он в одной из своих бесед, — почитает себя уничиженным паче всех грешников. И такой помысл насажден в нем как естественный; и чем глубже входит в познание Бога, тем больше почитает себя невеждой, и чем более учится, тем паче признает себя ничего незнающим. Сие производит благодать в душе, как нечто естественное». «Душа истинно боголюбивая и христолюбивая, — говорит он в другой беседе, — хотя бы совершила тысячи праведных дел по ненасытимому стремлению своему к Господу, думает о себе, будто бы ничего еще она не сделала. Хотя бы изнурила тело свое постами и бдениями, при таких остается чувствованиях, будто бы не начинала еще трудиться для добродетелей. Хотя бы сподобилась достигнуть различных духовных дарований, или откровений и небесных тайн, по безмерной и ненасытимой любви своей ко Господу, — сама в себе находит, будто бы ничего еще не приобрела. А напротив того, ежедневно алкая и жаждая, с верою и любовью пребывая в молитве, не может насытиться благодатными тайнами и благоустроением себя во всякой добродетели». Это чувство смирения при обилии даров благодати объясняет Макарий прекрасным сравнением. «Если царь, — говорит он, — положит свое сокровище у какого-нибудь нищего; то принявший на сохранение не считает сего сокровища своей собственностью, но везде признается в своей нищете, не смея расточать чуждого сокровища; потому что всегда рассуждает сам с собою: это сокровище не только у меня чужое, но еще положено сильным царем, и он, когда захочет, возьмет его у меня. Так и имеющие благодать Божию должны о себе думать. Если они превознесутся и станут надмеваться сердца их, то Господь отъемлет у них благодать Свою, и остаются они такими, какими были до приятия благодати от Господа».