Аскольдова могила

Загоскин Михаил Николаевич

Всеслав махнул ему, в знак согласия, рукою и, вздохнув от глубины сердца, исполненного страха и надежды, спустился опять по крутой каменной лестнице в свой подземный покой.

Мы оставим на время Всеслава одного с его сладостными воспоминаниями, нетерпеливым ожиданием и хотя слабою, но утешительною надеждою, что при помощи Торопа ему удастся, может быть, и в этой жизни увидеться еще раз со своею невестою.

Около часу шел Тороп дремучим лесом, распевая то веселые, то заунывные песенки. Пройдя мимо урочища, известного

под названием Желан, он стал подыматься на гору Щековицу, и когда поравнялся с открытым местом, на котором и поныне еще показывают могилу Олега, то увидел идущих к нему навстречу человек десять воинов, впереди которых гордо выступал старый наш знакомец Фрелаф.

– Постойте, молодцы, – сказал варяг, обращаясь к своей команде, – спросимте у этого прохожего. Эй ты, серокафтанник, – продолжал он, махнув Торопу, – поди сюда!

Тороп подошел к воинам.

– Шапку долой, болван! – закричал грозным голосом Фрелаф. – Иль не видишь, с кем говоришь?.. Э, да это ты певун?

– Я, ваша милость! – отвечал Тороп с низким поклоном. – Подобру ли, поздорову, господин витязь? Что так рано?.. Куда держишь путь-дороженьку?

– Это не твое дело. А скажи-ка лучше мне, ты зачем так рано шатаешься по лесу?

– Заходил к знакомому дровосеку.

– Так у тебя есть и знакомые в этом лесу? Чего же лучше, братцы, – продолжал Фрелаф, относясь к воинам, – вот нам и проводник: он, верно, все тропинки наизусть знает. Ну-ка, Голован, поворачивай назад, да смотри, выводи нас по всему лесу; а чтоб не скучно было ходить, так рассказывай нам сказки.

– Пожалуй, добрый молодец, рады веселить вашу милость, – сказал Тороп, почесывая в голове. – Да вот что, мне теперь некогда: меня дожидаются в другом месте.

– Пускай себе дожидаются.

– И если не приду, так станут бранить.

– Добро, побранят да перестанут.

– Ну право, господин витязь, некогда; ей-же-ей, некогда! И рад бы потешить твою милость, да вот те Перун…

– Ах ты, дурацкая образина! Смотри, пожалуй… еще спорить!.. Ну, ну, ступай! А не то знаешь, как вашей братии ноги-то подымают?

– Не гневайся, господин Фрелаф! – сказал с покорным видом Тороп. – Изволь, пойду! Я ведь люблю знаться с людьми ратными, вы народ веселый: и сами любите выпить, и другим поднести. Ну, куда же вам надобно?

– Ступай теперь прямо, да смотри, не заведи нас в какое-нибудь болото. Вперед, ребята!

– Дозволь спросить, – сказал Тороп, пройдя несколько времени молча подле Фрелафа, – что это вам вздумалось бродить по лесу?.. Иль кого ищете?..

– Знавал ли ты Всеслава, ну вот того, что был княжеским отроком?

– Как не знать?.. Да разве уж он не служит при государе великом князе?

– Так ты ничего не знаешь?

– Нет, ничего.

– Наделал он дел! Я всегда говорил, что в этом мальчишке проку не будет.

– Да что он

сделал?

– Так, ничего: убил десятника Звенислава да чуть самому Вышате шею не свернул – Вышате, любимому сановнику великого князя! Шутка?

– Какая шутка! Ах он разбойник!

– Отдан строгий приказ во чтоб ни стало найти его живого или мертвого. Мне велено с этими молодцами обшарить здешний лес, и если мы его соследим и он задумает барахтаться, так тут ему и конец! Ведь Ингелотов меч шутить не любит! – прибавил варяг, ударив с гордым видом по рукоятке своего меча.

– Так вот что! – сказал Тороп. – Постойте-ка!.. Ага, то-то он таким вихрем мимо меня и промчался, да как же погонял своего удалого коня!..

– Где?.. Когда?.. – прервал Фрелаф.

– Третьего дня, по ту сторону Киева, за горой Хоревицею. Ну, коли он теперь все так же скачет да побежал к печенегам, так не видать вам его, как ушей своих.

– Неужели он в самом деле ушел к печенегам?

– Со страстей, молодец, убежишь и за тридевять земель, в тридесятое государство; а сробеть-то есть чего: ведь на плахе умирать – не с друзьями пировать.

– Так что ж мы станем искать-то пустого места? – сказал один из воинов.

– И ведомо, – подхватил Тороп. – Ступайте-ка лучше по домам, молодцы.

– Да полно, правда ли, что он ушел к печенегам?

– К печенегам или грекам, в Византию или в Атель – куда бы ни ушел, да здесь-то его наверное нет. Кой черт велит ему остаться подле Киева? Да и к кому бы он здесь приютился? Я слышал, что у него нет ни отца, ни матери, ни роду, ни племени.

– Да, да, – прервал Фрелаф, – он какой-то подкидыш, а уж чванился так, как будто бы княжеского рода. Ну, братцы, домой так домой! А ты, Тороп, ступай с нами.

– Куда, молодец?

– К городскому вирнику.

– А, разумею: он спросит, зачем ты так скоро воротился, и если ты меня налицо не представишь, так он твоим речам веры не даст.

– Как веры не даст?

– Да так же! Скажет, что ты побоялся ловить Всеслава, который живой в руки не дастся.

– Побоялся!..

– И выдумал эту отговорку для того только, чтоб перед ним оправдаться.

– Перед кем?.. Перед городским вирником? Стану я перед ним оправдываться!.. Да что он мне за указ?

– Указ не указ, а если не возьмешь меня с собою, так он тебе не поверит.

– Не поверит? Мне – Фрелафу?.. Сыну Руслава, внуку Руальда? Посмотрел бы я!.. Не поверит! Так убирайся же, я пойду без тебя, и если он только поморщится… Постой, постой! – продолжал варяг, схватив за руку Торопа. – Конечно, мне до вашего вирника и дела нет, но все-таки… Да что это тебя так подмывает, куда ты спешишь?

– На Лыбедь, в село Предиславино.

– На Лыбедь? Зачем?

– Вестимо, зачем, господин честной. Где ж нашему брату и попеть песенек, как не там, где до них много охотниц.