Асмодей
Шрифт:
– Итак, – прервал молчание Левиафан. – Может ты, все-таки, откроешь нам истинную причину этого собрания? Половину тысячелетия ты не звал нас в свои чертоги, что же изменилось сейчас?
– Празднество по поводу моего возвращения! – равнодушно ответил Асмодей, делая несколько глотков огненной воды. Сейчас любому, кто знал характер демона, было очевидно, что напряжен он, будто натянутая струна, готовая в любой момент порваться.
– Я бы поверил твоим словам, если бы это событие ты решил отметить с Азазелем, но ты пригласил нас,– произнес Астарот.
– Скажем так, побывав в мире людей, насмотревшись на войны,
– Война – залог нашего процветания, – презрительно фыркнул Абаддон, вальяжно закинув ногу на ногу.
– Война на Земле, – уточнил Асмодей. – Но война – это война. Где бы она ни происходила, она неизменно влечет за собой потери и разрушения. Сколько мы приходили в себя после небесной битвы? Наша задача – сеять пороки в мире людей, а не тащить их за собой в Ад. От нашего противостояния пользы не будет никому.
– Удивительно слышать такие речи из уст демона, – произнес Левиафан, который, несмотря на явную неприязнь к оратору, проникся его словами.
Вопреки всеобщему убеждению, Левиафан никогда не принадлежал к ангельскому чину, будучи созданным Господом в облике чудовища, и не смотря на то, что обладал великой силой, по происхождению считался ниже остальных рыцарей, о чем ему частенько напоминали, подшучивая над его образом. От других падших его отличало еще и то, что право авторства над человеческим обличием демона принадлежало не руке Господа, а ему самому, впрочем, здесь это считалось сомнительным достижением. Да и эксперимент получился весьма экстравагантный.
– Поешь ты очень красиво, только лживо! – усмехнулся Мамон.
– Любая ложь станет правдой, если эти слова принадлежат устам победителя! – усмехнулся Люцифер. – Предлагаю решить споры за карточным столом.
Да! Что ни говори, а демоны втайне восхищались людьми, их находчивостью и изобретательностью, во многом даже пытаясь им подражать. Если в былые времена они спокойно могли обитать в лишенной всякой прелести пещере, то теперь, подобно смертным, старались сделать свое бессмертие более удобным, приближая к себе не только светлые души, но и светлые умы. Здесь ценили изобретателей, художников, мастеров и ученых, пожалуй, даже больше чем на Земле что, в некоторой степени, могло облегчить несчастным бремя их посмертных мук.
Подумать только, даже послеобеденное времяпрепровождение почти не отличалось у них от того, что было принято в высшем свете. Демоны играли в покер, разница была лишь в том, что здесь на кон ставили не деньги, а души. Теперь-то Аврора поняла предназначение стеклянных бутылочек, стоявших около стола. Лишь игроки вступили в игру, все они заполнились эфемерной материей, напоминающей светящийся дым. Одни сверкали настолько ярко, что заменяли собой свет сотен свечей, другие были совсем блеклые, а третьи и вовсе черными, представляющими ценность лишь тем, что в смертной жизни обладали громким именем.
Наблюдать за ходом игры Аврора любила. Это был целый мир, где, будто в театре, можно было примерить на себя любую личину, любую эмоцию – бесконечное царство блефа и азарта, где одни становились актерами, а другие, напротив, показывали свое истинное лицо.
По убеждению девушки, карточный стол был одним из немногих мест, где может раскрыться характер человека. Ведь,
Еще будучи девочкой, с интересом наблюдающей за игрой, Аврора уяснила, что в картах важно не то, хорошую или плохую комбинацию тебе раздали в начале, а то, во что ты заставишь поверить своих соперников. Вот и сейчас, втихомолку следя за ходом партии, она наблюдала не за картами на столе, а за игроками.
Самыми азартными были вечные противники Абаддон и Асмодей, сумевшие сумевшие даже игру в карты превратить в настоящую битву, где на кон ставились людские жизни. Аврора очень быстро поняла, что в игре Абаддон делает ставку не на хорошие карты, а на психологическое насилие, играя на нервах игроков, как на музыкальных инструментах, Асмодей, напротив, больше уповал на старушку-удачу, которая ему сопутствовала, но была крайне ненадежным союзником.
Мамон, будучи скупцом по своей природе, играл скорее ради того, чтобы не выделяться из толпы, а потому делал лишь небольшие ставки, пасуя при малейшей опасности. Наиболее интересной фигурой был Люцифер, избравший себе роль распределителя. Храня на своем лице невозмутимый вид, он играл не с картами, а со своими рыцарями, то тут, то там подбрасывая случайные фразы, заставлявшие их потерять концентрацию. Он, точно так же, как и Аврора, наблюдал за игрой, делая свои выводы, изучая.
Левиафан и Астарот играли в плюсе, но особой страсти к этому действу не испытывали, поддерживая ставки лишь в случае полной уверенности в своей победе. А Азазель и Вельзевул, сыграв для видимости пару партий, и вовсе от игры отказались, предпочитая тихую беседу за стаканчиком настойки.
– Ну что, так и будем размениваться по мелочам? – проговорил Абаддон, взглянув в изумрудные глаза Асмодея. – Предлагаю увеличить ставку, – с этими словами демон поставил на стол семь флаконов со светящимися душами.
– Чего ты хочешь? – скрестив руки на груди, произнес хозяин.
– Хочу ее! – при этом Абаддон так посмотрел на Аврору, что девушка едва не выронила поднос из рук, обратив на своего Владыку умоляющий взгляд. Асмодей молча взял в руки бутыль, слегка поболтав ей в воздухе, будто алхимик, склонившийся над пробиркой. Секунду спустя сияющая дымка посерела и поблекла.
– Ты всерьез считаешь, что бриллиант можно уровнять по цене с горой стекляшек? – презрительно отбросив в сторону склянку, произнес демон.
При этих словах Аврора так и просияла. Асмодей никогда не говорил никому ничего приятного, воспринимая любое деяние, как должное, тем ценнее были его слова, брошенные невзначай. Он ценил ее, а потому не желал делать подобную ставку. Однако это хрупкая надежда наивной девушки, замертво рухнула на холодные плиты, после его следующих слов. – Хочешь сыграть на ее душу – поставь что-то не менее ценное в ответ!