Асмодей
Шрифт:
– Видимо, я должна тебя поблагодарить… – все так же спокойно проговорила она.
Это еще что за новости? Не думал Лионель, что Аврора Д’Эневер сможет удивить его еще больше, а тут такой удар. Мужчина едва не подскочил от удивления.
– За Лотти, – пояснила она, видя удивление, промелькнувшее в его голубых глазах, – не ожидала, что в демонах можно встретить сострадание.
– Во-первых, я не демон, а ведьмак и все еще человек, точнее то немногое, что от него осталось…
– А во-вторых? – перебила она его и, превозмогая боль, повернулась в пол-оборота.
– А во-вторых, я не понимаю, о чем ты говоришь!
– Напротив, прекрасно понимаешь. Когда мы заключали сделку, ты сказал, что не будешь вмешиваться в нашу судьбу, а значит, Лотти должна была сгореть вместе со мной, но ты помог ей. Не будь нашего договора, священник все равно бы написал письмо, нас осудили бы вдвоем.
– Признаюсь, ты умнее, чем я мог ожидать от девятнадцатилетней девушки.
– Почему ты это сделал?
– Скажем так: это последняя дань моей человечности, прежде чем я перейду в новую сферу бессмертия. Ну и еще, последний подарок твоей душе, тебе удалось удивить меня, а живущие не первое столетие ценят это чувство превыше золота. Не хочу, чтоб твоя жертва была бессмысленной.
– Спасибо, – прошептала она, собираясь сказать еще что-то, но зазвонивший колокол вернул ее к реальности. – Колокол, сейчас придут и за мной!
Девушка устремила свои янтарные глаза на мужчину, но его образ на глазах начал таять, пока не исчез вовсе, забрав с собой и спасительный свет свечи, который в преддверии смерти уже не казался столь отвратительным, и последнюю надежду. В этот момент ее будто прорвало. Как бы ни неприятно было ей общество мага, оно всяко было лучше одиночества в последнюю ночь на бренной земле. Своими присутствием он отвлек ее от мрачных мыслей, но траурный звон с силой вырвал ее из объятий эфемерного мирка, который поддерживал в ней надежду и веру в спасение, а теперь этот облачный замок рухнул под суровым натиском реальности, наполнив душу страхом. Она не хотела умирать, и уж тем более не хотела отправляться в ад.
Железный засов лязгнул, неприятно хлестанув по слуху, и массивная дверь, отделявшая несчастную от ее мучителей, растворилась, впустив в подземелье неровный свет факелов. В камеру вошел монах-бенедиктинец, принявший у нее покаяние, и пара тюремщиков, можно подумать, что после того, как дознаватели-инквизиторы с пристрастием ее допросили, у нее были силы на бегство. Каждый шаг болью отдавался по всему телу, а о том, чтобы бежать и речи быть не могло. Да и куда, собственно, ей бежать? Обреченно вздохнув, девушка попыталась подняться на ноги, но силы оставили ее вместе с волей, и она мешком рухнула на пол.
– Это тебе не поможет, – проскрежетал палач, лицо которого было скрыто за алой маской и, подхватив несчастную за волосы, буквально поволок за собой. Боль удара была такой пронзительной, что девушка едва смогла сохранить остатки сознания, лихорадочно хватая ртом воздух, будто рыба, выброшенная на берег.
– Довольно, сын мой, – откуда-то издали раздался голос священника. – Она уже во всем созналась и покаялась.
Девушка не помнила, как ее вытащили из казематов, не помнила, как усадили в повозку, запряженную парой мулов, но вот бросив прощальный взгляд на небеса, в разрыве облаков, она увидела сокола, седлающего ветер. То был последний символ свободы, который врезался в ее память в мельчайших подробностях, но это чарующее видение разрушили ожесточенные взгляды толпы и их разъяренные крики, преследующие ее до самого конца. Подумать только, не так давно эти люди были милы и приветливы по отношению к ней, а сейчас забрасывали камнями, следуя вослед карательной процессии. А ведь она ни разу даже не помыслила о том, чтобы навредить кому-то из них!
– Ведьма! Отступница, – кричали они, замахиваясь ей в след кулаками. – На костер ведьму!
Костер воздвигли напротив злополучного замка, перед подвесным мостом соорудили некое подобие трибуны – отсюда бургомистр и его свита могли без помех наблюдать за лицедейством. С каждой минутой все новые и новые толпы жадных до зрелищ зевак стягивались к площади, горожане заняли обе набережные, разделенные каналом и все свободное на ней пространство.
Охрана была минимальной, лишь несколько лучников стояли у основания трибун, а стражники врезались в самую гущу толпы, стараясь не допустить давки и беспорядков охочих до зрелищ людей. Публичные казни и празднества всегда вызывали общественный резонанс, разбавляя городскую обыденность, но в целом, опасности не предвиделось – едва ли кто-то захочет вступиться за несчастную сиротку, а ее должники и вовсе будут прыгать от радости, ибо не придется возвращать ссуженные средства. Куда ни глянь – одни плюсы. Наблюдая за происходящим, приходской священник был явно доволен собой: кто ж знал, что все так удачно сложится, и девчонка на самом деле окажется прислужницей Сатаны. Этот факт и вовсе снял с его души груз совести и прочих сомнений.
Со стороны происходящее скорее напоминало некое празднество, чем публичный акт жестокости. Подле
Когда на площадь, скрипя колесами, въехала повозка с несчастной, толпа буквально взорвалась. Проклятия и крики единиц утонули в общем гуле, старухи при виде Авроры осеняли себя крестным знамением, женщины и мальчишки кидали в ее сторону камни и грязь. Казалось, не было на площади ни одной живой души, кроме заключенной под стражу Шарлотты, которая соболезновала бы замученной ростовщице.
А сжалиться было над чем: пытки и тюремные лишения превратили Аврору, еще столь юную и пышущую жизнью девушку, в ходячий скелет. Только сейчас, при свете дневного светила, а не в предательском пламени единственной свечи, Лионель Демаре – ведьмак, накануне наведавшийся к ней в камеру, увидел печальную картину метаморфоз, приключившихся с девушкой. Пышущие румянцем щеки осунулись, руки и ноги исхудали, в манящем янтаре глаз, под которыми залегли серые тени, больше не сверкало солнце, а волосы спадали на грудь сальными колтунами. Облачённая в изодранную и окровавленную холщовую сорочку, босая, Аврора больше не пыталась примерить на себя личину напускного бесстрашия и равнодушия к собственной судьбе. Она боялась, боялась до ужаса и самой смерти, и того, что последует за ней. Девушка пыталась кричать, пыталась молить о милосердии, но ее голос растворялся в ликовании толпы.
«Да, весьма скорбное зрелище!» – с долей некоего отвращения подумал ведьмак. Не такой товар он покупал несколько лет назад. Рассчитывал на то, что увидит перед собой повзрослевшую красавицу, а перед ним предстало столь несобранное создание, что ему даже стыдно стало с такой спутницей в ад спускаться. Хотя, с другой стороны, пусть пытки и подпортили ее тело, но душу, безусловно, закалили и очистили. Мученица, одним словом, а личико ей там подправят, если до него кому дело будет. Крик Авроры, вырвал его из тумана собственных мыслей. Одна из горожанок бросила в нее камень. От силы удара девушка рухнула на землю, потеряв сознание. Уже бесчувственное тело подняли на вершину костра и привязали к Позорному столбу.
Толпа затихла, ловя каждое слово приговора. Голос глашатая звучал ровно, разносясь по площади, отражаясь от стен домов и теряясь в лабиринтах нескончаемых улочек. Монах-бенедиктинец, бормоча молитвы, опустился на колени. Палач, опустив на голову красный капюшон, взял из рук своего помощника сверток зажженной пакли и помахал ею в воздухе, чтобы пламя занялось быстрее. От этого едкого дыма чихнула маленькая девочка, прижавшаяся к материнской груди, но звонкая оплеуха тут же ее усмирила.
Все, даже пришедшая в себя осужденная, которой, опасаясь ведьмовских заклинаний, заткнули кляпом рот, устремили глаза на бургомистра, о чем-то перешептывающимся с молодым мужчиной, которого девушка сразу узнала. Лионель устремил на нее свои пронзительные глаза и в это мгновение время для всех замедлило свой бег. Будто меряясь силой, они остановились друг на друге, завороженные и окутанные некой тайной, известной лишь им. Казалось, что они молчаливо переговариваются, читая души друг друга. Никто из присутствующих не знал, какие мысли, чувства и воспоминания блуждают сейчас в головах Авроры и Лионеля, ибо последнее слово, безусловно, было за хозяином этих земель. Однако каждый присутствующий инстинктивно почувствовал, что происходит нечто непередаваемое и ужасное – настолько страшен был этот негласный поединок между ведьмой и ее палачом, а точнее, между невинной девушкой и магом. Не Аврора Д’Эневер должна была взойти на огненный помост, не она должна была отправиться в чертоги преисподней, но сделки, скрепленные кровью, не в силах расторгнуть даже Господь. В том была ее судьба.