Аспазия

Маутнер Ф.

Конон опустил все еще раскрытые руки. Он понял, что дальнейшая борьба бесполезна, смутно, как во сне, слышал он, как она говорила:

— Я не хочу, чтобы ты, вспоминая потом, осуждал меня и считал бессердечной и холодной, как мрамор. Молодою девушкой я любила тебя наивной девичьей любовью. Мое сердце было кадильницей, которая изливала свои ароматы только для тебя, а мое тело — тростником, который искал опоры у твоего сильного плеча. Если бы я стала твоей женой, я любила бы тебя еще больше. Я была бы твоей утешительницей в минуты скорби, твоим верным и надежным советником и в минуты сомнения: часто люди, умеющие одерживать победы, оказываются слабыми и приходят в отчаяние

от жизненных неудач. Я долго мечтала об этом. Но теперь у меня не осталось ничего из того, о чем я мечтала. Я потеряла тебя: вместо счастья я обрела лишь одиночество…

В эту минуту неясный гул донесся до Акрополя. Послышались крики. Народ требовал Конона.

Один из гоплитов подошел к храму и в нескольких шагах от ступеней выронил копье.

Конон гневно обернулся, его взгляд приковал воина на месте.

— Господин, — пробормотал он, — народ хочет тебя видеть. Он волнуется…

— Этот человек прав, — сказала иерофантида. — Прощай. Во время битвы думай о своем отечестве. С любого из берегов внутреннего моря ты можешь увидеть сверкающее над Олимпом созвездие Ориона. Наши взгляды встретятся на далекой звезде. И, если богам будет угодно, чтобы один из нас раньше времени отправился в Елисейские поля, другой узнает об этом, взглянув на небо. Прощай, — прошептала жрица.

Она простерла руки, благословляя его.

Конон понял этот жест, как призыв: он обнял ее, покрыл ее лицо поцелуями. Она не отстранилась и подставила ему свои горячие губы.

— Неужели это прощание навсегда? — прошептал он.

— Нет, — отвечала она, — только на земле.

Конон спустился со ступеней храма. Взволнованные гоплиты молча следовали за ним. При выходе из пропилеев, он обернулся. Стоя в темном проеме двери, Эринна смотрела ему вслед.

Вечерний ветер покачивал голубоватые верхушки масличных деревьев. Священные птицы бесшумно кружили над Парфеноном. Солнце спускалось к бесконечному морю, его последние лучи угасали на фронтоне бессмертного храма.

Р. Гаммерлинг. Аспазия. Перевод с немецкого

Часть первая

Глава I

Жарким солнечным днем молодая, стройная женщина в сопровождении невольницы, поспешно шла через Агору в Афинах.

Появление этой женщины было замечено всеми: ни один из встретившихся ей мужчин, пройдя мимо и взглянув на нее, не мог не остановиться и хоть секунду не проводить ее взглядом.

Происходило это не потому, что афинянка знатного происхождения редко появлялась на улице среди простых людей, а потому, что женщина была необыкновенно красива. На лицах тех, кто при встрече смотрел на нее, останавливался и провожал взглядом, удивление выражалось всевозможным образом: некоторые улыбались, глаза седых стариков сверкали, другие бросали на красавицу сладострастный взгляд, третьи смотрели с почтением, как будто видели перед собой богиню; некоторые осматривали ее с видом знатока, еще одни — полураскрыв рот от удивления, находились и такие, что бросали на красавицу злобный взгляд, как будто красота преступление.

Появление

этой женщины казалось солнечным лучом, падающим на куст роз и отражающимся в сверкающих каплях росы.

В числе людей, чье внимание было привлечено красотой незнакомки, были и двое мужчин, молча шедших рядом. Наружность обоих была спокойна, серьезна и благородна. Младший был стройным брюнетом с вьющимися волосами и гордым выражением лица, его пожилой спутник был выше, с высоким, открытым лбом. Казалось, что рядом с буйным Ахиллом идет повелительный Агамемнон.

Младший устремил изумленный взгляд на очаровательную женщину, в то время как пожилой остался совершенно спокоен и, казалось не первый раз видит красавицу. Он был так погружен в свои мысли, что его спутник подавил вопрос, вертевшийся у него на языке.

Младший поминутно бросал полный ожидания взгляд на залив. Его острые глаза увидели на самом краю горизонта корабль, которого бы еще не смог заметить никто другой. Было видно, что он умеет управлять собой, но когда он заметил далекий корабль, радость сверкнула в его глазах.

На правой стороне дороги, по которой они шли, ярко сверкала на солнце белая стена, спускавшаяся от города к самому морскому берегу. Слева возводилась такая же, она спускалась к морю, описывая большой круг, и соединялась с первой, как бы сжимая в своих объятиях гавань, вместе со всеми ее постройками.

— Если бы каждое слово, с которым я обращался к афинянам по поводу этого строительства, превратилось в камень, то она давно уже была бы закончена…

— Но действительно ли столь необходимы эти стены? — спросил старший, бросая на них оценивающий взгляд.

— Конечно, — отвечал младший, — старые стены оставляли открытой слишком большую часть гавани, теперь этот недостаток вполне исправлен. Из пепла персидской войны, город возрождается более блестящим и могущественным и достаточно сильным, чтобы заставить молчать завистливые языки и не бояться варваров.

Человек, говоривший это, был сын Ксантиппа, Алкмеонид Перикл, которого называли Олимпийцем, а спутник его был философ Анаксагор.

На дороге царствовало оживление, раздавались громкие крики погонщиков мулов, сплошными рядами двигавшихся из гавани к городу и обратно.

Когда они подходили к гавани, Перикл с видимым удовольствием оглядывался вокруг. Начатое им строительство было почти закончено: прямо перед ними расстилалась рыночная площадь, окруженная зданиями с колоннами, получившая свое название от имени строителя Гипподама — милезийца, с левой стороны величественно возвышались колонны театра, по склону живописного холма разбросаны увитые зеленью дома, а на вершине его сияло мраморное святилище Артемиды. Внизу, в долине, тянулся до самого моря ряд построек: роскошные дома, громадные склады, где помещались товары в ожидании продажи или погрузки на суда, большая товарная биржа, где торговцы выставляли свои товары и совершали сделки.

После долгих войн, давших афинянам обладание над морями, они научились торговать. Никто лучше их не знал когда и какими товарами нужно запасаться; когда вывозить дерево из Фракии, папирус из Египта, какие ковры брать в Милете, когда запасаться тонкими кожаными изделиями в Сикионе. Они знали куда нужно везти оливковое масло, мед, металлические изделия, глиняную посуду и, где за них можно получить лучшую цену.

Судно, замеченное Периклом, еще по дороге в Пирей, наконец вошло в гавань. Слышались звуки флейты — ей задавали на греческих кораблях ритм гребцам. На скамьях гребцов раздавалось тихое пение, сливавшееся с плеском волн, на носу корабля ярко сверкало позолоченное изваяние морской богини.