Асса!
Шрифт:
Зазвучала бравурная музыка, и на сцену выпорхнули итальянские крестьяне и крестьянки с тамбуринами в руках. Это была тарантелла. Девочки и мальчики закружились в танце.
Мы с Мариной усиленно вертели головами, но никак не могли определить, которая из танцующих – Гаянэ. Все девочки были на одно лицо. Музыка заводная, ножки балерин стучат по паркету сцены, изящные ручки бьют в тамбурины, мальчики задают ритм хлопками в ладоши, все кружится и несется кувырком! Мы с Мариной притопываем и прихлопываем. Музыка
И вот наступает конец этого длинного дня. Родители Марины – тетя Роза и дядя Миша встречают у выхода из Дворца. Усаживают нас с Мариной на заднее сиденье, долго прощаются с бабушкой Гаянэ, обещают снова встретиться, пригласить в гости, благодарят за прекрасный день. Мы с Мариной сидим почему-то нахмуренные, мрачные, смотрим исподлобья. Дядя Миша наконец-то заводит мотор, а тетя Роза поворачивается к нам с пассажирского сиденья и радостным таким голосом спрашивает:
– Ну что, подружки, как прошел день?
И мы с Мариной, совершенно не сговариваясь, неожиданно, вдруг как зарыдаем! Громко, в один голос, как маленькие, хлюпая носами и размазывая слезы по лицу. И уже не просто рыдаем, а воем.
Родители Марины перепутались:
– Что? Что случилось?
А мы смотрим на них, ревем, широко открыв рты, икая и всхлипывая, и ничего объяснить не можем.
А разве могут объяснить дети, что происходит с ними в десять лет? Что взрослые комплексы приходят из этого счастливого детства и остаются навсегда? Когда какая-то девочка настолько красива, восхитительно талантлива, настолько безупречна, что на ее фоне ты – некрасивая, глупая и никогда не сможешь так танцевать и бить в тамбурин, и никогда у тебя куклы не будут в накрахмаленных платьях, и сама ты не знаешь, почему этого никогда не будет. А не будет, потому что ты – другая. Но в детстве тебе этого не понять, и никто не может объяснить. И ты рыдаешь не от зависти к красивой девочке, нет, – от поражения по всем фронтам.
На следующее утро моя мама – тетя Света – спустилась с нашего третьего этажа на Маринин второй и позвонила в дверь.
Открыла тетя Роза.
– Как Марина? – спросила мама.
– Спит еще. А что?
– Не знаю, чем там их кормили. Мы всю ночь не спали. Вику рвало, марганцовкой желудок промывали.
– Кажется, торт был с цветочками.
– Сколько раз говорила! Но разве кто-то слушает? Там же крем – сплошной маргарин!
– Да, – согласилась тетя Роза. – Крем очень жирный.
Урок английского
Однажды в шестом классе мы с Кариной Саноян сбежали с английского. Не то чтобы мы урок не выучили или домашнее упражнение не написали,
Урок английского был выбран не случайно. Вела нашу группу (класс делился на две группы) немолодая Любовь Сергеевна. Зрение у нее было плохое, а еще хуже – память. И она очень боялась, что ее проблема станет известна дирекции школы. Любовь Сергеевна забывала наши имена, путала темы уроков. Могла два, а то и три урока подряд объяснять одну и ту же тему. Вот с математики не сбежишь, Элеанора Мушеговна сразу бы заметила и спросила у классной руководительницы Риммы Арменаковны: почему девочек нет, не заболели ли они? А классная бы позвонила родителям.
Английский стоял третьим уроком в расписании, и все знали, что по средам с утра у Риммы Арменаковны уроков нет, она приходила только к четвертому уроку – русскому языку и литературе.
Дежурил по классу в тот день Артур Оганесян – круглый отличник и председатель совета отряда. Он не моргнув глазом на вопрос Любови Сергеевны, где Трунова и Саноян, соврал, что мы больны уже неделю. Все остальные одноклассники честно закивали головами. Сбежать с урока – как нырнуть в прорубь или прыгнуть с вышки с парашютом, а не выдать сбежавшего – тоже почти подвиг. Партизаны в гестапо.
Из школы в учебное время выйти было невозможно: сторожиха Тигрануи танком стояла в дверях и без записки от учителя или врача не открывала. Праздно шатающиеся с портфелями по коридорам школы в «урочное» время шестиклассницы выглядели бы подозрительно, поэтому решено было спрятаться в девичьем туалете в двух шагах от кабинета английского.
В туалете было окно. Мы долго пытались открыть его, чтобы впустить свежего воздуха, но муж Тигрануи – завхоз – заколотил все окна на первом и втором этажах школы. Не пройдя контроль у сторожихи, ученики не раз исчезали этим путем.
Карина сказала:
– Я боюсь, а вдруг директор Анна Варшамовна захочет в туалет, придет и застукает нас здесь?
– Ну и что? Может быть, нам тоже в туалет захотелось.
– С портфелями? Я выйду и постою в коридоре. Я боюсь, боюсь, – повторяла Карина.
Конец ознакомительного фрагмента.