Ассасины
Шрифт:
Он уселся в кресло-качалку. Мы с Элизабет разместились на диване. Руп Норвич был высоким костлявым стариком в футболке и кроссовках «Рибок». Элизабет он одобрительно осмотрел с головы до пят и с сомнением вскинул бровь, когда я сказал, что она монахиня.
— Сэм говорил, у вас вроде бы сохранилось дело, — сказал я.
— Да, забрал его с собой, когда уходил пятнадцать лет назад. Не хотел, чтобы оно преследовало Сэма, как призрак из прошлого. А потом вдруг подумал: не хочу, чтобы и меня преследовало. Ну и сжег его. — Он громко расхохотался. — Уничтожил все доказательства.
— Какие доказательства? — спросила Элизабет.
— Доказательства
— И что же хотели скрыть?
— Видите ли, сестра, тут не только в этом дело. Важно, кто был заинтересован в сокрытии. Не думаю, Бен, что твой отец знал обо всех этих закулисных маневрах. Мне даже жаль его было, наверное, впервые в жизни он тогда оставался в неведении. Начальником моим был тогда Клинт О'Нил, и все это было спущено сверху и свалилось на Клинта. Крепкий был такой парень, коренастый, этот Клинт, и вот однажды он пропустил пару пива и проболтался. Сказал, что его едва не закопали заживо из-за этого дела Говерно. Но нужно было тянуть свою лямку, и потом, не станешь же спорить с губернатором, сенатором, архиепископом, всеми этими тяжеловесами политических игр и баталий...
— И весь этот сыр-бор поднялся из-за священника, который преподавал девочкам изобразительное искусство, а потом вдруг съехал с катушек и повесился? — недоверчиво спросил я.
— Видишь ли, сынок, проблема тут в том, что он вовсе себя не убивал. Ну, разве что изобрел весьма оригинальный способ самоубийства, сперва огреть себя молотком по затылку, а уж потом повеситься, мертвым. Потому что все случилось именно так. Это было самое настоящее убийство.
— И правда так и не выплыла наружу?
— Нет, никогда. — Он усмехнулся, провел ладонью по ежику коротко стриженных белых волос. — И никогда не всплывет. Дело так и осталось нерасследованным. Просто зарегистрировали как самоубийство. Твой отец наткнулся на труп в яблоневом саду, ну и пошли разговоры и сплетни, сам знаешь, как любят распускать языки люди, но что он мог тут поделать?
— Какие сплетни?
— Прошу прощения, сестра, это не для ваших нежных ушек. Но вы, думаю, понимаете...
— У нас в монастырях прячут беременных монахинь, — сказала Элизабет. — Итак, что за слухи?
— Да, да, конечно, — закивал Руп Норвич. — Люди, они везде люди, всегда ими остаются, не так ли?
— А вы не думали, что его могла убить монахиня?
— Нет, Бен. Люди говорили, будто от него забеременела одна из его учениц. И ваш отец убил за это Говерно. Но все это только разговоры. Оружия мы так и не нашли, черт, да что там, его даже и не искали. Короче говоря, самоубийство.
— Что ж, неудивительно, что отец отказывался об этом говорить. Наверное, его просто бесили эти слухи. Все же странно. Тогда почему Вэл вдруг стала задавать вопросы, и именно сейчас? — Вопрос был чисто риторический, но у Рупа Норвича нашелся на него ответ.
— Небось, думаете, она что-то узнала, да? — сказал он. — Или же у нее появилась версия, возможно, даже подозрение? Господи, да ведь с тех пор столько воды утекло! След давно остыл. — Он пожал угловатыми костлявыми плечами. — А для меня... словно вчера все это было. Бедняга парень. Не повезло ему. Мало того, что убили, так еще и убийцу никто не стал искать,
Вернувшись домой, мы обнаружили, что у Маргарет Кордер все под контролем. Звонили друзья семьи, она обстоятельно поведала каждому о положении дел. Приготовления к похоронам шли полным ходом. Тело отдадут из морга завтра, сами похороны состоятся послезавтра. Заходил агент из похоронного бюро, хотел показать мне снимки гробов, на выбор. Я сказал Маргарет, что тут нужно что-то простое и респектабельное, и она обещала заняться этим. Маргарет организовывала похороны моей мамы. И знала в этих делах толк.
Звонил отец Данн из Нью-Йорка, обещал перезвонить позже. Звонил Персик. Пришли два послания из офиса кардинала Д'Амбрицци в Риме, оба предназначались мне. Был даже один звонок из канцелярии Папы, но там просто выразили соболезнования и перезванивать вроде не собираются.
— Вам не о чем беспокоиться, — сказала мне Маргарет. — Я включила автоответчик и перевела все звонки в свой офис в «Нассау Инн». Поеду туда попозже. Ваш отец под наблюдением врачей в палате интенсивной терапии, получает все необходимое. Ненадолго даже пришел в себя, но сознание еще замутнено. Сейчас спит. Они обещали позвонить, если будут какие перемены. Вот, собственно, и все.
— Вы просто чудо, Маргарет!
— Мне за это платят, Бен, — ответила она с холодной улыбкой. Эта женщина была свидетельницей войн между мной и отцом и всегда соблюдала нейтралитет. И всегда давала мне только хорошие советы. — Главное сейчас сохранять бодрость духа и постараться вытащить отца.
— И еще выяснить, кто убил мою сестру, — сказал я.
— Но в первую очередь надо позаботиться о живых, — парировала она и обернулась к сестре Элизабет. — Не желаете ли чашечку чая, сестра? Прислугу я отослала домой. От этой парочки слишком много шума и суеты. И бестолковщины. А она... так все время разражается рыданиями. Честно признаться, мне это показалось просто невыносимым. Пожалуй, тоже выпью чаю, это взбодрит.
— Чай — это замечательно, — сказала Элизабет, и они отправились на кухню. Элизабет в слаксах, смешных шлепанцах и толстом синем свитере все больше и больше напоминала мне Вэл. И это было и хорошо, и плохо одновременно.
Я поднялся наверх и не менее часа отмокал в ванне с горячей водой, размышляя о снимке, найденном в барабане, а также о сокрытии убийства священника в нашем саду. Интересно, совпадают ли во времени снимок и убийство? Почему на обратной стороне французские слова? Кто эти парни на снимке, ну, ладно, Д'Амбрицци вроде бы определили, а кто остальные? Что заставило Вэл позвонить Сэму Тернеру и расспрашивать о повесившемся священнике? Чем она хотела поделиться со мной? Кто мог знать, что убить ее недостаточно, надо еще похитить портфель?
Я спустился вниз и узнал, что Маргарет уехала в гостиницу, а Элизабет смотрит по телевизору выпуск вечерних новостей с Дэном Рейтером. Она подняла на меня глаза.
— Тебе звонили из канцелярии Папы? Не знаю, радоваться или ужасаться. Вэл никак не могла быть его любимицей.
— Да, но мой отец был. В каком-то смысле. Есть хочешь?
— Вопрос риторический. — Она поднялась, взяла чашки и сложила их в раковину. — Но сперва... Знаешь, они сняли пломбы с двери в часовню. Ты не против, если я загляну туда на несколько минут? Я ненадолго. Следует признать, мне сейчас нужна помощь... и смогу я ее получить только там.