Ассирийские танки у врат Мемфиса
Шрифт:
– Это смешно, почтенный Крысс!
– Красс, – поправляет он. – С твоего разрешения, Красс Домициан Вольпурний. Двадцать пять, отважный чезу.
– Маловато. Карфаген заплатит больше.
При упоминании Карфагена их физиономии вытягиваются. Юлий Нерон нервно чешет в затылке и говорит:
– Карфаген – это империя зла. Тридцать пять!
– Пятьдесят! Вот мое последнее слово. Клянусь мумией родителя!
– Но, дорогой Хенеб-ка…
– Пятьдесят!
Марк Лициний отворачивается, пряча усмешку. Он на моей стороне. Солдатское братство нерушимо… Кроме того, он рассчитывает попасть в мой легион и выбраться из Цезарии, ибо честолюбивому воину искать тут нечего. Кстати, должность старшего трибуна и моего заместителя еще вакантна.
Прокуратор
– Ладно, пятьдесят за голову. Это четырехлетнее содержание легата… Надеюсь, ты доволен?
– Еще нет. Что получат мои люди?
Юлий Нерон перечисляет условия контракта – неплохие, но обычные для римских наемников. Знаменосцы становятся трибунами, теп-меджет – центурионами, а рядовые – легионерами-триариями, [56] с учетом выслуги в войсках Та-Кем. Все с жалованьем, положенным каждому чину: легионер – двести денариев в год, центурион – четыреста, трибун – семьсот. [57]
56
Триарий – легионер-ветеран.
57
Сведения о жалованье легионеров взяты из «Истории военного искусства» Дельбрюка.
Слушаю дальше.
Цена за потерю руки, ноги, пальца, глаза… десять лет службы – римское гражданство… через двадцать по выбору – выходное пособие или регулярный пенсион… право поселиться в Риме или в любом краю державы… в случае гибели – компенсация родичам…
Хорошие условия, но я опять торгуюсь, поминая Карфаген, где дадут еще больше. Дадут или нет, о том даже Амону не ведомо, но на прокуратора это действует. Он, как шепнул мне Марк Лициний, из рода патрициев, ненавистников пунов, [58] из тех римлян, что бились еще с Ганнибалом, и какой-то его предок, выступая в сенате, каждую речь заканчивал словами: «Ceterum censeo Carthaginem esse delendam». [59] Зная об этом, я требую каждому воину полугодовой оклад – прямо сейчас и без последующего вычета. Людям нужно отдохнуть, а отдых в Цезарии недешев; еда, вино, женщины, приличная одежда – все стоит денег.
58
Пуны – так римляне называли карфагенян.
59
Ceterum censeo Carthaginem esse delendam – «А кроме того, я утверждаю, что Карфаген должен быть разрушен» – слова Порция Катона Старшего, римского цензора республиканской эпохи (лат.).
Наконец мы приходим к согласию, и Юлий Нерон велит Марку Лицинию наполнить чаши. Крысса или Красса – словом, казначея, – с нами уже нет, он отправился считать денарии; их выдадут нам завтрашним утром. Мы пьем, и я говорю:
– Еще одно, достойный прокуратор. Мне нужны гарантии, что я и мои люди не будем воевать с Та-Кем. Это условие нужно включить во все контракты.
Челюсть у прокуратора отвисает. Он хмыкает, морщит лоб и наконец бормочет:
– Вообще-то, мой дорогой Хенеб-ка, солдаты цезаря идут туда, куда приказывает цезарь. Procul dubio. [60] Исключений в этом вопросе не бывает.
60
Procul dubio – без сомнения (лат.).
– Все бывает, – отвечаю я и прикладываюсь к чаше.
– Зачем тебе это, Хенеб-ка? – Марк Лициний смотрит на меня с недоумением. – Твой фараон тебя унизил… всех вас унизил, в душу плюнул, можно сказать… Отблагодарил
– О фараоне речи нет. Я говорил про Та-Кем.
– Но это же одно и то же! Фараон есть Та-Кем, Та-Кем есть фараон… Так было у вас от века!
– Времена меняются, Марк Лициний, – говорю я. – Меняются!
Юлий Нерон теребит губу.
– Ты настаиваешь на своем условии, Хенеб-ка?
– Да, семер.
– Я не могу ничего обещать, ибо не имею полномочий для таких решений. Свяжусь с генералом Помпеем, нашим командующим на Сицилии… Он, если нужно, запросит цезаря и сенат.
Я киваю.
– Подождем. Ушебти сокращает время переговоров.
– Ушебти? Ах да, вы называете так связь по радиолучу… Да, сокращает, но у сенаторов свои понятия о том, что такое быстро, и что – медленно. Впрочем, Помпей имеет выход прямо на цезаря…
Генерал Помпей Кассий Нерва, римский наместник Сицилии, мой будущий командир… В начале трапезы прокуратор сказал, что нас отправят именно к нему. Не только нас, еще три сотни завербованных, ядро моего легиона. Все они сыны Та-Кем, и все бежали оттуда, от милостивого нашего владыки… Покарай его Сохмет! Пошли ему проказу, и пусть он сдохнет столько раз, сколько выстроил себе убежищ!
Я прощаюсь с прокуратором и трибуном. Несмотря на споры, расстаемся мы друзьями: они призывают милость Юпитера на мою голову, а я желаю, чтоб им улыбнулся Амон. Затем выхожу из дома Юлия Нерона, пересекаю преторий и сворачиваю к казарме, второй от святилища. Это длинное двухэтажное здание из обожженного кирпича, и в нем воплотилась страсть римлян к строгому порядку. На первом этаже – помещения нижних чинов, санблок и трапезная, на втором – комнаты офицеров, канцелярия, штаб, арсенал и склад амуниции. В солдатских спальнях топчаны, в каждой – сто, ровно на центурию, а в офицерских – кровати, ширина которых соответствует уставу: у трибунов – два локтя, у легата – три. Кроме того, имеются ванны и отдельные клозеты. Рядом с моим помещением – штабная комната: стол на двадцать персон, жесткие сиденья для трибунов, а для меня – кресло с набитой конским волосом подушкой. На спинке кресла – грозный орел, а выше, на стене – портрет цезаря. Цезарь изображен в гражданском, но вид у него бравый; сразу видно, настоящий вояка.
Взойдя по лестнице, я открываю штабную дверь и подмигиваю нашему работодателю. Цезарь хмуро глядит на меня – ему, похоже, не до шуток.
Офицеры встают. Все здесь – Хоремджет и Левкипп, Пианхи и Рени, Тутанхамон, Мерира и еще двое, из тех трех сотен беглецов, что добавились к нашему отряду. Время уже позднее, но они меня ждут.
Я киваю им и сажусь в кресло.
– Чезу дозволит спросить? – молвит Ахи, один из новичков.
– Теперь я не чезу, а легат, – сообщаю я. – Спрашивай, Ахи.
– Когда мы отбываем? И куда, мой командир?
– На Сицилию, в войско славного Помпея Кассия, где формируется Первый Египетский легион. Там примем присягу. О дне отправки сообщат дополнительно. Пока отдыхайте. Завтра выдадут денарии.
За столом оживленный гул. Хорошая новость! Мы в Цезарии вторые сутки, а другие египтяне – так нас здесь называют – сидят в крепости кто половину месяца, кто месяц, а кто и два. Содержание им положили денарий в десять дней, а на такие деньги не разгуляешься. Но вот явился славный чезу Хенеб-ка, принял команду над беглецами, и сразу все решилось. Амон видит, уважают Хенеб-ка в Цезарии!
– В гавани трирема крейсерского класса, – говорит Пианхи. – Мы поплывем на ней, семер?
– Вряд ли. Не рискнут римляне нас вывозить на своем военном судне.
– Почему? – Это уже Мерира.
– Политика, – объясняю я, – высокая политика! У цезаря договор с фараоном о невмешательстве в дела держав, коими им посчастливилось править. Та-Кем сражается, изнемогая в жестокой борьбе, а тут римляне вербуют дезертиров и преступников и везут их на своей триреме… Узнает кто, донесет, нехорошо получится!