Астикл
Шрифт:
– Ну, тогда совсем плохи дела у моего сына! А ты, если умный, объясни, почему я тебе должна верить? Откуда мне знать, что ты послан Константином?
Вместо ответа Астикл прикрыл глаза и запел:
«Что за свёрточек лежит и истошно голосит?».
«То не свёрток, то мой сын под названьем Константин».
«Для чего мне это грудь? Чтобы рот ему заткнуть».
Астикл так усердно выводил мелодию, что Елена снова засмеялась.
– Да, эту песенку мог знать только Константин!
– Вот так-то лучше! Значит решено: тебе придётся слушаться меня, потому как я получил приказ доставить тебя к императорскому двору целой и невредимой!
– Ну, целой уже не получится… – печально вздохнула Елена. – Ты же в курсе…
Глаза Астикла вспыхнули хищным блеском, ему явно понравилась эта тематика, и Елена впоследствии не раз пожалела о сказанном тогда.
– Астикл! – строго сказала Елена. – Мне не нравится, как ты на меня смотришь! Если я когда-то и пустила твоего голодного и несчастного попрошайку переночевать внутри меня, то это не влечёт за собой какие-то особые отношения.
– Как знать, – зловеще усмехнулся Астикл. – Ведь есть же там разные узы, взаимообязанности… Нам их не видно, но они есть. Как магнитная сила – разве её кто-нибудь видел?.. А отрицать глупо и невозможно.
Он разложил на своём плаще наждачные бруски, флаконы со специальной точильной жидкостью, коробки со шлифовальным порошком и набор замшевых лоскутов. Старательно точил нож, напевал себе под нос: «Для чего мне эта грудь? Вай, мама-джан – не поверишь! – да чтобы рот ему заткнуть!» и посматривал на декольте Елены сальным взглядом.
– Хватит! – сказала Елена со злостью. – Тебе бы рот заткнуть!
– А я и не против! – весело отозвался Астикл. – Только если твоей грудью!
Злость у Елены сразу кончилась, началось отчаяние.
– Ты использовал эту песенку для опознавания, и забудь её! – взмолилась она. – Это только наша с Константином колыбельная песенка!
– Это ещё почему? – возмутился Астикл. – Мне понравилось, я и пою. Это песня с элементами эротики, которые и меня касаются. Я тоже эту грудь использовал, только совсем для другого. Ты помнишь, нас было трое. Я, Плетарх и кто ещё… Фостирион… Нет, Фостириона тогда уже убило… Наверно, Минокл, кажется… А, какая разница, главное все остались довольными. Вот какими талантами ты обладала! Это будет наша строевая песня! Имеем право на общее культурное наследие!
Елена отвернулась, чуть не плача. Её душила злость на Константина. Как он посмел пустить в их чистую и светлую память этого неотёсанного скота?
– Что ж ты про сына не спрашиваешь, мать? – поинтересовался Астикл, закончив пение. – Что с ним, как живёт…
–
– Во, как! Ну, тогда я расскажу о нашем императоре. На это имею право, про августа нам на агитационных сборах рассказывают для вдохновения.
Елена демонстративно отвернулась.
– Недавно свадьбу нашего августа праздновали. Каждому бойцу по сотне денариев выдали.
– Какую свадьбу, что ты мелешь?! – нарушила Елена обет молчания.
– Женился наш правитель, на Фаусте, сестре Теодоры, супруге отца своего. Свадьба состоялась в Треверах, в императорском дворце.
Услышав это, Елена пришла в тихую ярость. «Да что это за город такой – Треверы? Там, что, такой обычай – жениться на дочерях Максимиана?!», думала она.
– Вот смотри, интересно – тот, кто женится на сестре, именуется Филадельф. А того, кто на тёте женится, как на–зывать? Филафей, что ли. Прикинь: твой сын сам себе дядей стал!
3.
Они подошли к берегу, Астикл спустился в воду и принялся что-то шарить по дну. Потом он извлёк какую-то маленькую лодку, вылил из неё воду и приготовил вёсла.
– Карета подана, мадам! – весело сказал он и помог Елене забраться в лодку.
После этого он забрался сам и принялся отгребать от берега, орудуя веслом.
– С такой скоростью мы до Тессалоник до следующей зимы доберёмся, – съязвила Елена.
– Не переживай, сейчас вставлю фаллос и понесёмся со свистом в ушах. Да не в тебя вставлю, успокойся! Что ты такая самомнительная! Вот этот штырь, который втыкается в эту дырку в планшире, по-морскому называется фаллос и служит упорной уключиной.
Они подгребли к группе прибрежных скал, где на якоре, невидимый с берега, их ждал проворный лембос – быстроходный парусник с изящными очертаниями корпуса.
– Как тебе мой рысак?! – похвастался Астикл, помогая Елене подняться по зыбкой сходне.
Елена уже ступила на палубу, но он не ослаблял хватки.
– Астикл, не распускай руки! – сварливо сказала Елена.
– А что такого? Ты уже познанная, чего ты дёргаешься?! Если я тебя когда-то трогал, то почему бы не трогать и дальше. В римской юриспруденции это называется право прецедента. Ведь это странно и кокетливо – включать назад стыдливость, которую ты однажды выключила. Достоинство, разная там невинность – они одноразового использования, как стрела. «Варёное яйцо обратно не разваришь, уроненная честь назад не воспарит».
– Астикл, по-моему, ты сейчас на грани хамства!
– Причём здесь я?! Это Пентилей… Тебе нравятся Пентилеевы оды? А я, вообще-то, на грани любви и страсти!
Конец ознакомительного фрагмента.