Астраханский вокзал (сборник)

Словин Леонид Семенович

– Денисов!
– позвал Блохин. Во внутреннем кармане куртки он обнаружил маленький картонный квадрат: «Краснодарский авиаотряд. Талон на обед». Лицо Блохина расплылось в улыбке.
– Молодец, Порываев!

С этой минуты он оказывал дежурному по камере хранения всевозможные знаки внимания.

– Как все произошло?

Порываев никак не мог собраться с мыслями.

– П-пассажир мне подсказал: зайдите, говорит, в крайний отсек... Т-там, говорит, летчик по ячейкам лазит!
– Порываев волновался. Волнение в первую очередь сказывалось на его речевой системе.
–

Я его чуть-чуть не п-поймал!

Блохин осторожно упаковал талон в специальный хлорвиниловый пакет.

– Запомнил летчика? Какой он из себя?

– Лет тридцати, нормальный... На руке, похоже, наколка.

– А свидетель?

– Постарше. Особенно не присматривался... Да что же мы? Он же там вещи бросил!

Вслед за Порываевым Блохин и Денисов побежали к ячейкам.

В камере хранения пассажиры обсуждали случившееся. Посредине отсека, метрах в пятнадцати от выхода, лежал пухлый кожаный чемодан с биркой аэропорта. Клавшие вещи обходили его стороной, никто не пытался поднять или оттащить в сторону.

Денисов снова по рации связался с дежурным.

– Как дела?

– Никаких известий. Развернулись, по-моему, нормально. Как у вас?

– Пока тоже ничего.

Блохин подтолкнул Порываева к креслам с отдыхающими людьми.

– Ищи своего свидетеля - очень важно. А мы попробуем узнать, какая ячейка вскрыта. Может, в ней есть и другие вещи.

Кто-то из проходивших пассажиров обернулся:

– Там в незапертой ячейке чемодан.

Старший инспектор и Денисов подошли к секции, на которую указывал пассажир. В ячейке стоял потертый небольшой чемоданчик. Он не мог иметь ни малейшего отношения к грузному кожаному пузану, лежавшему в проходе.

– Здесь что-то другое!
– Блохин огляделся.
– Хозяев вещей здесь нет? Руками никому не трогать.

Подошел огорченный Порываев.

– Не нашел.

– Куда же он мог деться? Транспорт еще не ходит...

– Может, уехал с бакинским?
– Денисов размышлял вслух.

– Правильно. Он либо в поезде, либо на стоянке такси... Порываев, голубчик! Давай вместе с постовым к стоянке такси. А Денисов свяжется пока насчет талона на обед с Краснодарским авиаотрядом... Может, найдем хозяина куртки? А?

Азарт проявлялся у старшего инспектора в тех же формах, что и забота. Последнее, что увидел Денисов, покидая отсек, был Блохин, нервно обминавший поля своей новой шляпы-«дипломат».

2 января, 4 часа

Краснодар отозвался быстро. Трубку принял дежурный по аэропорту. Он терпеливо выслушал Денисова, потом сам овладел инициативой.

– Все понял. Что же он такое натворил? Как мне доложить начальнику?

– Пока ничего не могу сказать.

– Ого! Значит, летать не сможет? Сильно! Летчик или штурман?

– Неизвестно.

– Ну ясно... Нельзя говорить - значит, нельзя. Как там у вас насчет погоды в Москве?
– Дежурный заложил крутой вираж.
– У нас в Краснодаре мороз завернул градусов на восемь, не меньше... Ты мне только вот что скажи: он давно у нас работает или недавно пришел? Чтобы не думать на всех!

– И этого не знаю.

– Ох и темнишь! Ну ладно.

Там, в Москве, находится ростовский экипаж. У них могут быть неиспользованные талоны нашего аэропорта. Звони в Шереметьево, найди Людочку из профилактория, у нее узнаешь. А в Ростов и командиру отряда я сам позвоню. Значит, какие у тебя приметы?

– Лет тридцати, нормального телосложения. На тыльной стороне ладони небольшая татуировка... Одет...

– Среди наших, кажется, нет. Я еще позвоню.

Во время разговора против Денисова сидел Порываев. Он смотрел фотографии людей, задерживавшихся за преступления на Астраханском вокзале. Делал он это с неожиданным интересом. Особенно привлек его старый альбом, составленный сразу после войны и давно списанный. У Денисова не поднялась рука его уничтожить.

С пожелтелых страниц смотрели люди в длинных, почти до пят, пальто, в вышедших из моды полосатых джемперах, в рубашках с узкими воротничками, выпущенными поверх пиджаков. Задержанные стояли рядом с антропометрической аппаратурой Бертильона, у белых экранов, на сером фоне заборов, вложив в позы и выражения лиц одновременно вызов и отчаяние.

– Производит впечатление?
– спросил Денисов.

– Производит. Но этого парня здесь нет.

– Он, наверное, и не родился, когда создавали этот альбом.

– Я тоже.

– Ваши родители были, - сказал Денисов, чтобы поддержать разговор.

– Мои родители были, но я их по фотографиям не узнал бы.

– Не узнал?

– Я же их не помню, меня бабушка воспитала.
– Порываев захлопнул альбом.
– В Гарме это случилось. Во время землетрясения... Кажется, все посмотрел.
– Он взял себя в руки, шевельнул огромным ботинком.
– Знаете Гарм?

– Да, - сказал Денисов. Он никогда не слышал про Гарм, но ответить иначе не мог.
– Не повезло.

Порываев ушел спать.

Телефонное обращение к Людочке в Шереметьево вызвало цепную реакцию ответных запросов и уточнений. Теперь Денисов не мог оставить телефон ни на минуту. Он сидел в кабинете рядом с окном, придававшим помещению средневековый облик, и отвечал на звонки: звонили из гостиницы для летных экипажей, из профилактория, от диспетчера. Ночь проходила в телефонных переговорах. Только снизу - от Блохина - не поступало никаких известий.

Иногда рация Денисова начинала неожиданно шуметь, и до него долетали обрывки разговоров:

– ...Три пятнадцатый, проверь сорок четыре - ноль восемь идет на стоянку...

– ...Тунгуска вызывает Ангару... Прием...

Речь, видимо, шла о стоянках такси: розыск преступника продолжался.

В пять часов утра после звонка начальника отдела кадров Домодедовского аэропорта до Денисова добрался дежурный из Быкова и сразу перешел в наступление:

– Где же ваша оперативность? Почему такое отношение? Внуково, Шереметьево знают, а мы не в курсе! Не считаете нужным ставить в известность?! Кто у телефона?
– Только узнав, что у телефона не МУР, не Главное управление внутренних дел, а всего-навсего инспектор уголовного розыска вокзала - младший лейтенант, он успокоился.
– Давай приметы! Я тебе за полчаса его найду!