Астральная жизнь черепахи. Наброски эзотерической топографии. Книга первая
Шрифт:
В скорби жгучей о потере он захлопнул плотно створки чемодана и откатил тележку в сторону. Ребята перед ним продолжали спорить. Николай Александрович прислушался. Говорили по-русски, но на чучмекском говоре, с базарно растянутыми «а» и подвываниями в конце каждой фразы.
– Не подскажете, как позвонить по телефону?
– Подсказывать? – удивился один из спорящих. – Вот автомат, звони себе и звони.
Его лицо, снаружи и внутри, представляло собой сплошной фон, грунтовку, на которой только предстояло нарисовать выражение. Во всей
– Я приезжий, – пояснил Николай Александрович, – не знаю, какие кнопки нажимать.
– А-а-а, – сквозь бетон начали проступать черты, – тогда смотри.
К концу объяснения лицо проявилось окончательно. Паренек оказался симпатичным разгильдяем: за три минуты непрерывной болтовни он успел показать Николаю Александровичу как пользоваться автоматом, рассказать, где находится стоянка автобуса на Иерусалим и подарить телефонную карточку.
– В Буэнос-Айрес летим, – объяснил он причину неожиданной щедрости, – на полгода-год. Отдохнуть после армии. Когда вернемся, тут, наверное, другие карточки будут.
Николай Александрович внимательно выслушал объяснения, принял карточку, вежливо поблагодарил и отвернулся. Подобная открытость его пугала. Он подозревал за ней желание вторгнуться во внутренний мир: зацепить, расслабить защиту, чтобы потом, проломив скорлупу, запустить щупальца до самого нутра.
– Да, – недовольно ответил сонный голос. – Я вас слушаю.
– Борю, пожалуйста.
– Бо-орю, – недоуменно протянул голос. – Какого такого Борю?
Николай Александрович назвал фамилию.
– Нет тут никакого Бори. А по какому номеру вы звоните?
Николай Александрович напряг мышцы груди и, сдерживая внезапно возникшее сердцебиение, продиктовал номер.
– Все правильно. Но Боря тут не живет. Э-э, постойте-ка, – сбросил голос последние остатки сонливости, – а вы в какой город звоните?
– В Иерусалим.
– А попали в Тель-Авив. Теперь понятно, наберите перед номером код, ноль два, и все получится. Понятно?
– Понятно, – обрадовано поблагодарил Николай Александрович, – большое спасибо, извините.
– Чего уж там, – благодушно разрешил голос. – Все равно на работу вставать. Давай.
Николай Александрович повесил трубку, промокнул рукавом вспотевший лоб и замер. Голос, это был тот самый, его голос…
Он быстро набрал номер. Тишина. Ни коротких, ни длинных гудков, тишина. Только ветер да снег…
Он еще постоял, поматывая головой, точно сонная лошадь, потоптался, ожидая – вдруг проклюнется – поелозил пальцами по прохладному боку эбонитового наушника. И снова набрал, но уже с кодом.
– Алло?
Борин голос он узнал сразу.
– Доброе утро. Николай говорит.
Узнавание оказалось взаимным.
– Ранняя пташка! – Боря рассмеялся, и от легкости, с какой он выстрелил
– Прилетел, значит, болезный. Эк тебя, подняло и подкинуло, а то бы хрен показался!
– Хрен, хрен, – радостно подтвердил Николай Александрович. – Ну, да ничего, теперь скоро увидишь.
Незаметно, точно не стояли между ними пять лет разлуки, воскрес их прежний стиль отношений, подъелдыривание с прибаутками, хорохорство и беззлобное подкусывание.
– Где автобус на Ерусалим, уже вызнал? – озабоченно осведомился Боря. – Ну, так давай, дуй. Не стесняйся, говори с водилой по-русски. Если сам не поймет, кто-нибудь да подскажет. Не жмись, тут полстраны по-нашему балакает. Приедешь, пересаживайся на тридцать второй номер, только позвони перед выездом. Я буду стоять на остановке возле торгового центра. Спроси у кого-нибудь, его все знают. Алка картошечку поджарит, закусим, поговорим.
Он аппетитно хрюкнул, и от этого хрюка у Николая Александровича вдруг защипало в носу, засвербело, защекотало, и незваные капельки влаги, прокатившись по морщинам, смочили крылья носа.
– Ерусалим, – весело переспросил водитель, смуглый парень с проволочного блеска кудельками во всю голову. – Хара-шо!
Он засмеялся, будто сказал что-то смешное [2] . Юмора Николай Александрович не уловил, но на всякий случай вежливо улыбнулся и протянул десятидолларовую бумажку. Водитель отрицательно покачал головой:
– Доллар ньет, понимаешь, хара-шо?!
Его словарный запас кончился, и он пустился в тарабарское бормотание, перемежаемое почесыванием живота и энергичными всплесками рук.
2
Хара – дерьмо (арабский)
– Вам куда, в Ерушалаим?
Мужчина на переднем сиденье сильно походил на покойного управдома, Василь Степаныча Подкорытова; исключение составлял нос, горбившийся на вполне нормальном лице.
– Сколько там у вас, десять? – Василь Степаныч протянул руку к водителю и затараторил по-тарабарски. В результате переговоров в руке Николая Александровича оказался билетик и сдача от разменянной Подкорытовым десятки. На желтых монетках был изображен такой же канделябр, как на самолетной коробке с едой.
– Освещенная страна, – подумал Николай Александрович, ерзая на жестком кресле. – В карты мухлевать не стоит.
Улыбаясь непонятно чему, он поймал себя на мысли, что после нескольких Бориных фраз начал думать и говорить сам с собой в Борином стиле. Пейзаж за окном сразу просветлел, обострился. Солнце пробилось сквозь утренние облака и высветило тонувшие в сумерках подробности. Автобус зарычал, скрипнул и, мягко вздрагивая, покатился по аллее, обсаженной с двух сторон высоченными пальмами.