Астральный гамбит
Шрифт:
Между тем, к Иванке подсела княжна Тинатин Багратиони, Маша Муравьева устроилась за второй партой с молодым графом Гурьевым (на экзамене по магии я видел бой этого пацана — тот самый, что продлился дольше всех прочих и едва не завершился присуждением поражения обоим противникам). Место прямо передо мной занял мордастый паренек по фамилии, будто в насмешку ему данной — Худощекин. К слову, насколько я знал, это был единственный в третьем отделении кадет неблагородного звания — его отец, сам из мастеровых, выслужил личное дворянство, сыну же это еще лишь предстояло сделать. Впрочем, магом Худощекин-младший был перспективным, во вступительном рейтинге уверенно вошел во вторую дюжину, опередив
Что до прочих пяти кадетов «жандармского» отделения, то должен признать, знал я их пока только в лицо, выяснить же имена с фамилиями как-то не озаботился.
«Непростительное упущение, сударь!» — не преминул с укором заметить мне на эту мысль Фу.
«Согласен», — не стал спорить я.
«Значит, будем спешно исправлять! Как вам повезло, что у вас имеется верный и информированный дух! — бойко затараторил фамильяр. — Итак, рядом с господином Худощекиным — который, кстати, в некотором смысле мой тезка, Василием его звать — так вот, рядом с ним — Павел Самойлов, потомственный дворянин, родом из Тверской губернии. На третьей с конца парте — Востряков Александр и Вастрякова Александра. Да, именно так. Многие принимают их за брата и сестру, но они даже не совсем однофамильцы — у юноши родовое имя пишется через “онъ”, а у девицы — через “азъ”. Оба коренные москвичи. Ну и перед ними — молодой курляндский барон Вильгельм фон Функ и Аглая Бажанова, потомственная дворянка из Казани».
«Благодарю за ценную информацию, — хмыкнул я. — Еще бы запомнить, кто тут у нас через “азъ”, а кто вовсе через “херъ”»…
«Через “херъ” — Худощекин. И буква сия поименована вовсе не в честь того, о чем вы изволили подумать, сударь».
«А в честь чего?» — искренне удивился я.
«Версий бытует несколько, сударь. Наиболее правдоподобной мне видится происхождение сего наименования от эллинкого “хэри”[1] — “рука”».
«Ну, в глаголице буква эта внешне похожа как раз не на руку»[2], — с усмешкой заметил я.
«Ну, мало ли что на что похоже, а что нет… Вы вон, тоже не похожи на чухонца, сударь!»
«Так я и не чухонец!»
«А по документам — чухонец!»
«Ну…» — я, разумеется, собирался что-то на это ответить, но наша с Фу беседа внезапно была прервана резкой командой:
— Встать! Смирно! Офицер в классе!
Класс подорвался из-за парт. Уже вскочив на ноги вместе со всеми, я сообразил, что голос, отдавший команду, принадлежал Воронцовой, и успел заподозрить, что это Милана решила так над нами пошутить — с нее станется! — но в этот момент в аудиторию и в самом деле вошел преподаватель. Был это мужчина лет сорока, невысокий, лысоватый, одетый в зеленый мундир с серебряными эполетами.
— Вольно. Прошу садиться, — небрежно махнул нам рукой офицер и направился к учительскому столу.
Мы с готовностью расселись по местам, а вот сам он предпочел остаться стоять, слегка нагнувшись вперед и уперевшись кулаками в столешницу.
— Разрешите представиться: майор Артемьев, на занятиях можете обращаться ко мне по имени и отчеству — Алексей Михайлович, — с расстановкой проговорил он, дождавшись тишины. — Как вы, наверное, уже догадались, я буду вести у вас артефакторику. Полагаю, с утра вы услышали достаточно поздравлений с началом нового учебного года, так что давайте не будем впустую повторяться, а сразу перейдем к делу. Сперва — ваши учебники…
Насколько мне
«Она самая, — подтвердил Фу. — Собственно, не самая замысловатая».
Так как мы с фон Ливен сидели от преподавателя дальше всех, то и учебники получили последними. Но наконец дошел черед и до нас. На вид томики были весьма увесисты, на обложке помимо заглавия «Артефакторика» (его я прочел самостоятельно — впрочем, немудреное дело, когда знаешь, чего ожидать) не было никаких иных надписей или картинок.
— Книги пока можете не открывать, — заявил Алексей Михайлович — надо сказать, что я уже и впрямь потянулся было к мягко приземлившемуся на парту учебнику, но после этих его слов быстро отдернул руку. — Вводный параграф прочтете после, — продолжил между тем майор, — а сегодня мы с вами просто побеседуем, ну и чуть-чуть поиграем, — нежданно заговорщически подмигнул он классу, вызвав в ответ в рядах кадетов легкое оживление. Ну да, играть — не работать. — Итак, артефакторика — что сие такое? Как следует из самого названия — сие наука об артефактах. Об их создании, использовании и уничтожении. Да, господа кадеты, некоторые артефакты годятся лишь на то, чтобы уничтожить их с минимальными жертвами и разрушениями. Но сие станет предметом вашего изучения не ранее второго курса, а сейчас кто мне ответит: что такое артефакт? Можно с места.
— Слепок духа! — опередив всех, выкрикнул Юдин из второго отделения.
— Ответ неверный, — с некоторым разочарованием покачал головой Артемьев. — Нет, безусловно, каждый Слепок духа есть артефакт, но далеко не всякий артефакт представляет собой Слепок духа. Итак, кто даст более точное определение?
— Разрешите, господин майор? — поднял руку Ясухару. Предложением называть преподавателя по имени-отчеству он почему-то не воспользовался.
— Прошу, — кивнул офицер. — Не вставайте, — добавил он, заметив, что японец начал подниматься из-за парты.
— Артефакт есть искусственно созданный предмет, способствующий одаренному в изменении окружающей реальности путем качественной или количественной трансформации оказанного на него магического воздействия, — без запинки выдал Тоётоми.
— Совершенно верно, сударь! — отпустив стол и распрямив спину, просиял Алексей Михайлович. — Полдюжины призовых баллов — ваши!
По аудитории волной пронесся гул, выражавший, как я понял, нечто наподобие: «А что, так можно было?!» Вероятно, не один Ясухару знал правильный ответ, но остальные предпочли отмолчаться — и профукали шесть дармовых очков.
— Итак, о чем говорит нам сие определение? — спросил тем временем Артемьев, но прежде, чем кто-либо из кадетов успел среагировать, сам же и ответил. — Во-первых, что артефакт — это некий преобразователь магии. На входе имеем одно воздействие — например, направленное на выведение букв на панели Мессенджера, а на выходе — совсем иной результат, в рассматриваемом случае — проявление нашего сообщения на приемнике, возможно, находящемся за много верст от нас. Или, скажем, мы ставим на запись некое следящее устройство, а потом считываем с него, что и как происходило дома в наше отсутствие. Вариантов тут может быть почти бесконечное множество, суть же едина: делаем одно, а в итоге имеем нечто совсем иное, прямо с нашим воздействием не связанное и без посредства артефакта — вовсе невозможное либо крайне манозатратное. Сие понятно? — обвел майор нас глазами.