Астронавты. Отвергнутые космосом
Шрифт:
— Нет, ничего, — рассеянно ответил охранник. Умолк и задумался о чем-то своем. Наконец, дождавшись, когда остальные замолчали и выжидательно посмотрели на него, дядя Фима тихо заговорил:
— Еще до полета я связался с человеком, за которым был один должок. Он мне подсказал, где можно нарыть инфу про нашего Рашида, — охранник обвел остальных взглядом. — Поэтому вчера я изменил своим принципам и посидел в сети.
Астронавты вразнобой кивнули. Живых опустил крысу обратно в клетку и накрыл полотенцем.
— Так
Охранник протянул товарищам распечатку. Бой-Баба перегнулась через головы остальных, чтобы получше рассмотреть. Это была ксерокопия статьи, когда-то выкромсанной тупыми ножницами из бумажной газеты или журнала. А меж тем бумажной прессы не издавали уже почти тридцать лет. Заголовок статьи был наполовину срезан, однако слова угадывались — «Блестящий результат». Рядом с ним была фотография, но дядя Фима закрывал изображение широкой ладонью.
— Читать будете? — спросил он.
— А про что тут? — ответил вопросом на вопрос Живых.
Вместо ответа охранник отвел ладонь. Фотография была выцветшая, черно-белая. На ней в углу на кушетке под капельницей лежал человек, укрытый по шею простыней. Из-под простыни тянулись проводочки и трубочки, соединяя человека с аппаратами возле кровати. Больничная занавеска, разгораживающая кровати пациентов, была отдернута, и за ней виднелись другие койки с такими же больными, укрытыми по шею простынями.
Рядом с утыканным проводками человеком, спиной к камере, в белом врачебном халате и шапочке стоял Рашид.
Бой-Баба раскрыла рот от изумления. Даже тридцать лет беспокойной жизни не изменили его. Шевелюра тогда была попышнее, это правда. И талия поуже. Но спина так же самоуверенно-пряма, и руки как колбаски, загребущие.
Живых за ее спиной присвистнул:
— Это ж он тут совсем молодой… на стажировке, наверное, — он потянул листок на себя. — Можно?
Охранник кивнул. Живых быстро пробежал глазами строчки и приподнял бровь.
— Ну что там? — спросила Бой-Баба.
— А вот слушайте, — объявил бывший штурман и принялся читать:
— «Эти последние исследования Общества Социального Развития могут означать прорыв в нашем представлении о медицине. Впервые человек не зависит от капризов природы или генетики. Одна таблетка из рук врачей-революционеров — вот и все, что оказалось нужно подопытным добровольцам, чтобы обеспечить им долгую, активную жизнь».
Тадефи хмыкнула:
— Интересно, где теперь
Живых опустил листок.
— А мне интересно, в каких отношениях теперь врач-революционер Рашид со своими бывшими работодателями.
Дядя Фима оглядел всех.
— Интересно, да? Так вот я думаю, что отношения врача Рашида с его работодателями из Общества Соцразвития остались самые задушевные.
Потом все молчали. Переваривали новость.
— Дядь Фим, так вы хотите сказать, что они сами через Рашида присылали сюда наркотики? — спросила Бой-Баба. — И продавали своим же поселенцам, зарабатывая таким образом на новые исследования? А что, с них станется.
Она нахмурилась. Что-то не сходилось.
Живых помотал головой:
— А ты соображаешь, какие деньги делаются на простых аптечных лекарствах? Куда там наркотикам! Наркотики — это Микки Маус по сравнению с обыкновенным аспирином. Не-ет, — Бой-Баба пыталась возразить, но Живых остановил ее движением руки. — У Общества Соцразвития своих денег девать некуда. Они бы не стали мелочиться и приторговывать наркотиками, когда вот такие «лекарства от всего» без рецепта в любой аптеке в тысячи раз больше денег приносят.
Тадефи потянулась за стаканом, налила себе воды, посмотрела на нее и поставила обратно, не выпив.
— Тогда совсем непонятно, зачем было везти сюда таблетки контрабандой, — заметила она. — И тем более непонятно, как этот Рашид вообще попал на корабль.
Дядя Фима взял листок из рук Живых и положил его обратно в стопку.
— А вот об этом хорошо бы расспросить членов экипажа. Мне кажется, что наша пестрая компания подобралась на «Голландце» совсем не случайно.
Они уже собрались расходиться, когда Бой-Баба вспомнила:
— Тадефи — пластырь.
Девушка кивнула и поднялась с места. Живых, приподняв полотенце, взял крысу на руки. Тадефи, с ватным шариком в руках, осторожно отклеила пластырь с розового обритого участка кожи.
И отстранилась.
Ранка на спине крысы была маленькая, но за эти три дня она набухла и увеличилась. И не заживала. Капельки сукровицы сочились из нее и тут же застывали по краям россыпью снежно-белых кристаллов.
Тадефи не сводила глаз с крысы.
— Живых, — наконец выговорила она, — убери ее в клетку. И запри.
Когда щелкнул замок на крысоловке, все замолкли. Никто не двигался.
Затем Тадефи опустилась на откидное сиденье возле лабораторного стола и медленно стала разматывать бинт на своей руке.
Уже по всему кораблю прогудел сигнал отбоя, а Тадефи с остальными все еще сидели в медотсеке. Девушка плакала, уткнувшись Бой-Бабе в переплетенную ремнями грудь. Та обхватила ее за плечи и укачивала Тадефи, как маленькую. Да та и казалась совсем маленькой в мускулистом объятии Бой-Бабы.