Астровойны
Шрифт:
Паладин выставил перед собой ладони.
Огненные струи, почти добравшиеся до жертвы, резко изменили траекторию. Яркий свет стеганул вверх, прямо перед лицом.
Над Серафимой оглушительно лопнул плафон, в который угодили разряды. Она взвизгнула, на голову посыпались искры и осколки светопроводящего пластика. Коридор немедленно погрузился во тьму, свет остался лишь вдалеке — блеклый и подрагивающий. Полупрозрачный дым затянул пространство между стенами. Сильно запахло озоном.
Девушка со страхом смотрела на силуэт убийцы, чернеющий
Шахревар лишь посмотрел на чужака.
Невидимый удар — и нападавшего смяло и отбросило к стене точно куклу. Но это было не все. Из промежности врага, из подмышек, изо рта вырвались языки пламени, которые охватили его в один миг. Крика не было, потому что огонь в первую очередь изжарил легкие и внутренности.
Пламя пожрало крестоносца за считаные секунды и унялось. Второй нападавший не двинулся с места, завороженно глядя на обугленного и скрюченного напарника, ставшего жертвой пирокинеза. Не мудрствуя, Шахревар прошиб второго из бластера.
Серафима увидела, как темный силуэт опрокинулся навзничь. Слетевший с плеча излучатель глухо брякнулся на мраморные плиты пола.
— Останьтесь, пожалуйста, на месте, — велел паладин. Девушка рассеянно кивнула. Менее всего ей хотелось сейчас куда-то идти, особенно к распростертым телам, одно из которых превратилось в груду дымящегося угля. Шахревар приблизился к останкам чужака, присел возле него и, подсвечивая крохотным фонариком, поднял забрало. Некоторое время изучал лицо, затем вернулся к Серафиме.
— Орки. В сердце Союза… Неслыханно.
Серафима затаила дыхание. Орки? В метрополии? Но откуда! От Нижних миров Гею отделяют сотни населенных планет и Бутылочное Горлышко, набитое эскадрами кораблей Пограничного флота. Каким образом орки просочились сквозь них и оказались в Храме Десигнатора?
Шахревар тем временем внимательно изучал содержимое экрана, который вспыхнул над его правым глазом, и теребил сенсорную панель управления, вмонтированную в шлемофон над бровью.
— Связи нет, — обеспокоенно произнес он, — ни с комендантом храма, ни со службой общественной безопасности. Похоже, нас отгородили от внешнего мира.
— Зачем? — Серафима машинально потрогала сережку. Не передатчик тоже был глух. Связь пропала даже с Антонио. — Кому это надо?
— Очевидно тому, кто послал их. — Телохранитель указал подбородком на распластанные тела. — В храме оставаться опасно. Здесь происходит нечто кошмарное. Кто-то глушит наши передатчики, преследует нас, пытается убить. В этих коридорах мы похожи на мышей, загнанных в трубу с запаянным выходом.
— Но я должна встретиться с Игнавусом! Мне необходимо обсудить с ним очень важный вопрос…
— Боюсь, госпожа, времени для обсуждений
Они вышли на свет, оставив далеко позади участок коридора, где выстрелами были повреждены потолочные плафоны и где на полу остались два орочьих трупа. Серафима все еще думала, как ей поступить и следует ли прислушаться к словам паладина, когда им навстречу из-за поворота вышли другие люди.
Девушка приготовилась к самому худшему. Рядом напрягся Шахревар.
Быстрым шагом к ним приближалась ее свита: наставница, пресс-секретарь, служанки. Все они выглядели озабоченными, но особенно выделялась досточтимая Нина Гата.
— Возмутительно! — провозгласила смотрительница манер, как только увидела девушку. — Какой позор, о сиятельная дочь Серафима Морталес! Как вы могли… как только посмели покинуть столь важную церемонию в самом ее разгаре! За двадцать четыре года ваша мать ни разу… я повторяю, ни разу не осквернила своей неучтивостью священный праздник и преподобных отцов!
Она еще что-то говорила, быстро и гневно, на щеках выступили красные пятна, а глаза выкатились из орбит. Глядя на ее лицо, Серафима вдруг почувствовала слабость. Голова закружилась — то ли от речи наставницы, то ли от событий, после которых на сетчатке еще горели пятна от вспышек, а ноздри еще чувствовали запах гари.
Антонио оказался единственным, кто заметил, что лицо Серафимы резко побледнело.
— Помолчите, Нина!
— Не смейте перебивать меня, нечестивый секретарь! — с возмущением воскликнула наставница.
— Я поражаюсь вашей способности извергать пустую ругань. Вы только посмотрите на девушку! Ей столь плохо, что она сейчас упадет в обморок.
Едва Антонио произнес эти слова, как все именно так и случилось. В глазах у Серафимы потемнело, сознание на короткий миг заволокло туманом. Девушка покачнулась, и сосуд, который она так тщательно хранила и прятала, выскользнул из бархата.
Искристое сияние озарило лица людей.
Шар, наполненный ихором, грохнулся на пол.
Казалось, он сейчас разобьется, а искрящаяся жидкость растечется по мраморным плитам и осквернит себя прикосновением к обуви. Но шар выдержал, издав лишь каменный стук.
Серафима замерла, она даже не попыталась броситься следом, чтобы подобрать реликвию. При полном бездействии остолбеневших людей в наступившей тишине шар со скрежетом покатился по плитам и исчез в распахнутых дверях какой-то церковной комнаты.
— Что это? — вырвалось у одной из служанок.
Свита стояла неподвижно, напоминая голограмму, спроецированную посередине храмового коридора. Все уставились на дверной проем, в котором исчез серебрящийся шар. Нина Гата замерла с открытым ртом. Антонио глядел исподлобья. Взгляд Серафимы сделался каким-то обреченным и мертвым.