Астровойны
Шрифт:
— Круто, — произнес он охрипшим голосом. — Какова тактическая цель?
— Четыре центра служб правительственной охраны. Главная трансляционная антенна. Президентский дворец. На заполнение объектов даю тридцать минут после выхода из подпространства.
— Сэр, позвольте заметить, что это называется государственным переворотом.
— Это называется наведением порядка. Демонтажем старого, работающего неправильно государственного аппарата! — Он стал говорить, вперившись в экран жестким взглядом. — Они лезут в военные дела, понимаешь? Сопливые гражданские крысы, рулевые экономики, мать их, которые даже не нюхали гари пожарищ и запаха озона
Офицер Курц вдруг улыбнулся, и улыбка эта не была выражением чистой живой радости. Это была улыбка, за которой скрывалось удовольствие от нарушения запрета, умысел, нетерпеливое ожидание скорых перемен и нового, лихого времени.
— Мне нравится наводить порядок, — ответил он,
— Отлично. Обращение к гвардейцам я передам сразу, как только вы появитесь в реперной точке возле Геи. Действуй!
Он успел сделать еще несколько звонков, когда секретарь доложил, что в приемной его ожидает начальник Корневого штаба. Балниган думал секунду, затем произнес в интерком:
— Пусть войдет.
Ковчег Алых Зорь
Странный пленник с самого начала не давал покоя Серафиме. Ей почему-то казалось… нет, она была уверена, что грязный юноша, похожий на дикаря, избавит ее от мысленных терзаний. Почему-то она считала, что именно он сообщит ей некое откровение, которое укажет, как распорядиться кровью божьей, ибо этот вопрос не давал ей ни покоя, ни сна. Она пыталась не показывать своего волнения, когда приблизилась к решетке в первый раз — когда там было много людей и когда девушку увел Антонио. Второй раз она пришла сюда, убедив внимательную свиту, в том числе и Шахревара, будто ей необходимо уединение, а потому должна гулять одна в тополином парке. Шахревар не проявил беспокойства, прекрасно понимая, что враг или диверсант не сможет пробраться в обитель паладинов. Так девушка оказалась возле темницы.
Она тихо приблизилась к стальным прутьям, пытаясь разобрать за ними в темноте, где находится пленник. И обнаружила его неосвещенную фигуру возле стены. Она не знала, как будет разговаривать с дикарем, поймет ли он ее. К тому же девушку смущало воспоминание о его наготе. От ветра шелестели листья тополей, райский свист невидимой птицы иногда перекрывал этот шелест.
— Здравствуйте, — произнесла она негромко. В каменном мешке нежный голос казался чужим, пришедшим из другого мира. — Извините, что беспокою вас. Или отвлекаю от раздумий… Меня зовут Серафима.
Пленник вздрогнул. Она по-прежнему не видела лица, но поняла, что он не ждал гостей.
— Что вы хотите? — спросил он, и она почувствовала в его голосе волнение.
— Я хотела бы поговорить с вами. Вы могли бы… оказать мне эту услугу?
Он поднялся. Медленно приблизился к прутьям. Каждый шаг совпадал с ударом ее сердца. Девушка не отстранилась от решетки.
Когда пленник вышел на бледный свет далеких факелов, полыхающих на гранях храмовой пирамиды, ее Дыхание на миг прервалось. За решеткой стоял не тот
Но у Харта не было таких грустных глаз.
Юноша остановился в двух ярдах от решетки и уставился в пол. А Серафима, позабыв о намерениях, рассматривала его крепкие плечи и испытывала необъяснимое волнение.
Некоторое время они молчали.
— Так о чем вы хотели поговорить? — спросил он, и Серафима обнаружила, что вместо того, чтобы задавать вопросы, все еще пожирает пленника глазами. Она смутилась, но, как опытный политик, сумела скрыть это смущение.
— Вы можете назвать свое имя? — спросила она. — Я чувствую себя неловко, когда общаюсь с человеком, имени которого не знаю.
— Даймон.
— Даймон, — повторила она тихо. — А меня зовут Серафима.
— Вы это говорили.
— Да, — рассеянно ответила девушка. — В самом деле говорила.
— Зачем вы пришли сюда? Ведь я предатель и убийца. — Он говорил это с некоторой наивностью, и в голосе не было обиды и горечи. — Именно так меня все называют.
— Возможно, они ошибаются, — осторожно заметила девушка. — Я считаю, что нельзя заявлять так категорично, не зная причин и обстоятельств. В Министерстве юстиции есть опытные люди, которые во всем разберутся и вынесут свое заключение.
— Наверное, — согласился он, тщательно рассматривая пол. — Наверное, во всем разберутся. Я надеюсь на это.
— А вы и вправду жили на Рохе… Даймон?
— Если вам не трудно, называйте меня на «ты».
— На «ты»? — удивилась Серафима. — Хорошо. Я постараюсь. Ты жил на Рохе?
— Вместе с отцом и братом.
— А ваша мать?
— Она погибла, когда мне исполнился год. — Он замолчал, а затем добавил: — Ее пронзил бивнем ластодонт. Это огромное животное, которое редко забредает в наши края, но в тот раз почему-то забрело. А мать как раз вышла из дома в поисках травы для отвара. Отца дома не оказалось, он ушел с братом в лес.
— Простите… — смутилась девушка. — То есть прости. Она тут же вспомнила о гибели собственной матери.
— Я сказал что-то не так? — озабоченно спросил юноша, не поднимая глаз.
— Нет… Все хорошо. Значит, вы жили с отцом?
— Да, он меня вырастил. Он обучал нас с братом ловле зверей. Мы потомственные звероловы. Наши предки и предки наших предков занимались только этим.
— А зачем вы ловите животных? — Ей было трудно продолжать диалог, потому что воспоминания о Фрее не отпускали.
— Ну… — замялся Даймон. — Чтобы продавать. Людям нравится держать дома пушистую кошку или поющую птицу.
Он замолчал и вдруг произнес:
— Ты очень грустная.
— Нет, — ответила она. — Это только так кажется.
— Не кажется. Я чувствую твою грусть. И она похожа на мою, которую я испытал, когда погиб отец…
Он приблизился к решетке и впервые взглянул на сиятельную дочь — нерешительно и коротко, словно боялся обидеть ее. Затем уставился куда-то в сторону и свистнул — негромко и мелодично. Девушка не успела опомниться, как в сумрачном воздухе захлопали крылья, и на ее плечо опустилась дивной красоты птица — та, что пела среди темных деревьев.