Асы шпионажа. Закулисная история израильской разведки
Шрифт:
Исследовательский отдел Мосада, который все реже привлекали к работе, связанной с определением политического курса Тель-Авива, получал все меньше денег и, естественно, терял способность работать эффективно.
В еще большей степени теряло свое значение министерство иностранных дел. Его исследовательский отдел был в свое время создан Давидом Бен-Гурионом с определенной целью — иметь возможность получать независимую политическую оценку ситуации. Ко времени начала войны Судного дня этот отдел практически прекратил свое существование. Финансовые затруднения привели к тому, что он не мог позволить себе даже выписывать все необходимые для работы арабские газеты. Ни о каком серьезном политическом анализе и говорить не приходилось.
С тех пор как Моше Шарет в 50-х
Без научного анализа министры иностранных дел не в состоянии были противостоять военным и в конце концов потеряли ориентиры. Министерство иностранных дел не могло серьезно обосновывать свои суждения в спорах с военными.
У Ицхака Рабина, в прошлом начальника Штаба израильской армии, в бытность его послом Израиля в Вашингтоне, произошел конфликт с министром иностранных дел Аббой Эбаном, в результате которого он отказался иметь с ним дело. Свои донесения Рабин отправлял непосредственно Голде Меир, которая мирилась с тем, что министр иностранных дел ее правительства не имеет непосредственного доступа к информации, поступающей из дипломатического источника первостепенной важности. Это безусловно свидетельствовало о деградации министерства. Складывалась ситуация, поразительная для страны, которая полностью зависит от отношения к ней внешнего мира.
Борис Гуриель, возглавлявший политический отдел министерства иностранных дел, из которого впоследствии вырос Мосад, предвидел это в конце 40-х годов. Гуриель утверждал, что разведка оправдывает свое назначение только в том случае, если она занимается изучением намерений своих политических противников. Эти суждения казались нелепыми в те времена. Тогда перед Израилем стояли другие задачи. Позже выяснилось, что Гуриель был прав, а его критики, в частности Исер Харел, который политический анализ в разведывательной деятельности рассматривал как «забаву» интеллектуалов, потерпели поражение.
Порочной оказалась сама структура разведки. Руководящий состав в ней решающей роли не играл. Отмеченные гениальностью руководители типа Ярива, Амита или Харела работали успешно не потому, что система была хороша, а вопреки ей. В этом контексте, как это ни странно прозвучит, их деятельность еще в большей степени способствовала ее разложению.
Когда Харкави создавал исследовательский и аналитический отдел Военной разведки, он не предполагал, что этот отдел будет в своем роде единственным в Израиле. Однако по мере того, как отдел рос и приобретал все большее значение, другие исследовательские организации в стране приходили в упадок. Все в конце концов сводится к ответу на вопрос: может ли разведывательная служба, обладая своим специфическим опытом, формулировать оперативные и политические принципы, основанные на ее же аналитическом материале? Прежде всего напрашивается простой ответ — разведывательный коллектив только поставляет информацию, а выводы и соответствующие им действия являются компетенцией других организаций. Однако в настоящее время в распоряжение разведки поступает огромное количество материала, который оценивать по достоинству способна только она. Это означает, что этот материал должен быть соответствующим образом обработан, чтобы политические лидеры могли получить не донесения разведки, а общую картину ситуации.
Меир Амит во всем этом отдавал себе ясный отчет. Он утверждал, что политические деятели не располагают временем для того, чтобы разбираться в «сыром» информационном материале и, конечно, предпочтут иметь в своем распоряжении четкий анализ всех данных. Если же они получают «сырой» материал, то обнаруживают тенденцию извлекать из него какие-нибудь, по выражению Амита, «пикантные»
Мосад по сравнению с ЦРУ — организация небольшая, но он получает ежедневно от двадцати до тридцати тысяч единиц информации. Само собой разумеется, что кто-то должен заниматься просеиванием всего материала. А в этом процессе субъективные критерии неизбежны.
Таким образом, разведка фактически выносит свои решения по политическим и военным вопросам, хотя правительству и армии предусмотрительно предлагает и другие варианты.
Хаим Герцог в связи со всем этим вспоминает лекцию, прочитанную Кеннетом Стронгом, руководителем разведки при Эйзенхауэре во время второй мировой войны. Разведка всегда была мишенью для критиков и недоброжелателей. Если она этого боится, то ее прогнозы носят пессимистический характер. И это понятно. Оправдавший себя оптимистический прогноз быстро забывается, а необоснованный оптимизм влечет за собой тяжелые последствия.
Карьеру Зейра загубили оптимистические прогнозы.
29 июня 1976 г. кабинет министров попросил израильскую разведку дать оценку проекта рейда на аэропорт Энтеббе в Уганде. Целью рейда было освобождение ста пяти пассажиров (мужчин, женщин и детей) самолета авиакомпании Эйр Франс. Самолет был угнан в Уганду, и его пассажиры оказались под сомнительным покровительством президента Амина.
Цви Замира, любимца Голды Меир, отслужившего в Мосаде семь лет, на два года больше установленного после ухода Харела срока, в Мосаде уже не было. На его место пришел генерал-майор Ицхак Хофи, который до этого занимал пост главнокомандующего Северным фронтом во время войны Судного дня. Перед войной Хофи изрядно потрепал нервы Зейра. Он был убежден, что война неминуема и наводнял Штаб тревожными отчетами, которые получал от своих собственных офицеров. Хофи был единственным из генералов, который, рискуя своим положением, упорно настаивал на том, что Военная разведка обнаруживает опасное легкомыслие.
Ицхак Хофи, который и сейчас еще, когда я пишу эту книгу, возглавляет Мосад, казался по меньшей мере странным кандидатом на эту должность. Непосредственно разведкой он никогда не занимался и, во всяком случае, внешне мало походил на интеллектуала, способного заниматься такой сложной работой, как руководство Мосадом.
Уравновешенный, пожалуй, даже унылый, Хофи тем не менее пользовался авторитетом у своих подчиненных. Объяснялось это тем, что он был человеком незаурядного мужества. В армии интеллектуалов было немало, и Хофи вряд ли мог претендовать на место в их первой десятке. Тем не менее это было не совсем так. В начале войны Судного дня, в течение первых сорока восьми часов у сирийской армии была почти полная возможность покончить с Израилем. Хофи удалось сдержать ее натиск, а затем успешно контратаковать. Это было великое сражение, вошедшее в анналы военной истории. Выиграть его мог только человек выдающихся умственных способностей, каким и оказался командир танковых войск Ицхак Хофи.
В Мосад Хофи принес свой военный престиж и свое славное имя. Кроме того, Хофи был хорошо известен как человек, которому ни в малой мере не было свойственно лукавство. Его прямолинейность могла даже граничить с грубостью. Вряд ли Хофи позволил бы, как его предшественник Замир, безболезненно отстранить себя от участия в дискуссии, если бы был убежден, что Военная разведка ведет политику, которая угрожает Израилю катастрофой.
Во главе Военной разведки оказался генерал-майор Шломо Газит, один из самых выдающихся и опытных штабных офицеров в израильской армии. Газит был помощником генерала Мордехая Маклефа, когда в декабре 1958 г. Даян стал начальником Штаба. Обычно новые начальники приводят с собой своих собственных помощников. Газит этого и ожидал. Тем более, что он на вполне законных основаниях мог рассматриваться как сторонник Маклефа, которому быстрое продвижение Даяна по служебной лестнице было не по душе. Даян, однако, предложил ему остаться, так как отдавал себе отчет, что Газит был прекрасным администратором. Сам Даян такими способностями не отличался.