Атаман Ермак со товарищи
Шрифт:
— Целься! Пали!
Струг грохнул бортом, сменив его, грохнул бортом и второй: сделав круг, казаки разрядили рушницы и по второму борту.
Крючники, побросав воровские снасти, разбежались.
Струги пошли мимо обрыва, и чуть дальше казаки увидели остяцкое поселение, где царила полная паника. Женщины метались по берегу, звали детей. Кто-то тащил нехитрый скарб в лес.
— Да полно вам! Дурачки! Что вы испужались?! — Казаки медленно, чтобы лишний раз не пугать людей, вылезли на берег. Разожгли костер. Наварили щербы. Мало-помалу к костру стали подходить любопытные детишки. Их никто не
— Все врут шаманы! Это хорошие люди! — решили помилованные крючники.
— Они едят жертвенную пищу, потому что их бог сильнее наших и наших богов не боится!
Это было общим мнением.
— Надо собирать ясак и вести в Кашлык.
Это было общим решением!
Струги Пана и Мещеряка выгребли против течения, и наконец казаки увидали знакомые берега Тобола. Они причалили к Карачину-острову — но там никого не было.
— Неужто ушли на Русь?
— Да Бог с вами! По такому пути!
— Может, их Кучумка пленил?..
— Да ты чо? Тут бы такая сражения была!
Налегая на весла, погнали к Сибири-городу. И еще
издали увидели поновленные башни и копошащихся на стенах казаков.
— Чего вы из лагеря ушли? — еще не поздравствовавшись, спросил Мещеряк, обнимая на мостках Ермака.
— Да затопило все землянки! Вода нас, как мышей, выгнала, — смеялся атаман. — Ну, слава Богу, живы!..
Эва! — сказал Пан. — А ты, батька, пристарел. Бороду-то табе сединой вдарило.
— Таки мои годы! — улыбаясь, сказал атаман.
Ничо! — утешил Мещеряк. — Седина бобра не портит…
— Да… У бобра шкура добра! — смеялся Ермак, радуясь возвращению ясашного похода как обретению потерянных детей своих. — Ну, слава Богу! А видать, и нам, детушки, досталось. Вон и у вас в чубах мороз…
И тут оба атамана словно впервые увидали, что и у них головы тронула седина.
— Сколь казаков потеряли? — спросил Ермак.
— Половину, — потупились атаманы. — Прости, батька. Не сберегли.
— Что поделать! — вздохнул Ермак. — Судьба наша такая. Спасибо вам — без припасов ваших пропали бы мы тута. Спасибо.
Печорский ход
С годами приходит умение слушать. Молодые все больше говорят, а старые больше слушают. Ермак с годами стал совсем молчалив. Молчалив, да не угрюм, просто умел слушать. Так что человек малознакомый, а то и плохо язык знающий, старался все ему растолковать, разобъяснить. Ермак никогда не перебивал, иногда только вставит слово-два, спросит и опять слушает. Потому и шли к нему в землянку разные люди, и всех здесь принимали ровно, приветливо.
Какое-никакое угощение на стол ставили: то строганинку, то медку с кипяточком… Да шли-то не за угощением, а за лаской и разговором. Особенно тянулись к Ермаку сибирские лесные люди, с которыми он искреннюю дружбу водил, а те почитали его за отца, за старшего.
— А что, Бояр, — спрашивал Ермак, сидя в одной рубахе и шароварах, по-степному поджав под себя босую ногу. — Я так полагаю, что назад нам через Камень пройти будет тяжело… Против течения выгребать придется.
— Шибко тяжело, — соглашался
— Ну-ко, ну-ко… — Ермак стряхивал со стола невидимые крошки и на выскобленной столешнице наносил рисунок угольком. — Вот, стало быть, мы… А вот эдак пришли… и назад дорога тут тяжелая.
Сюды, сюды ходить можно! — Бояр перехватывал уголек и выводил путь на Обь… — А потом река будет Щучья. Этой рекой округ Камень ходи немного и на реку Усу попадешь уже за Камнем, а по Усе в Печору…
Так ведь эдак длинно больно…
Зато грести не надо. Зато опасно ходить не надо. Маю хорошие люди тамо живут, — хлопотал Бояр. — Но Иртышу до Оби пойдешь — Кучума ханство Сибирь; по Оби до реки Кода пойдешь — вот его ханство Сибирь и кончилось. Кодская земля началась, Обдорская земля началась, Югра… Сюда сто лет назад большой поход был — старики говорили. Воеводы приходили, весь югорский народ, и кодские люди, и обдорские на шерсти клялись русскому Царю верными быть. Большой Государь Московский Василий. Нонешнего царя отец… Это Кучумка-хан плохой — люди имает, на цепь сажает, бухарцам люди продает. А югорские князья хорошие, никого не продают, ясак платят. Там и русские люди есть. Давно есть. Всегда. Я маленький был, с отцом туда олешек гонял, долго с русские люди жил. По-русски говорить научился. Тамо идти безопасно.
Хорошо, да долго, и, сказывают, места там дикие, холодные…
А ты там не живи, проплыви летом, да и все… Зимой на нартах проезжай, да и все…
А покороче нет дороги?..
Не знаю.
Да как же ты, Боярушка, и вдруг не знаешь? Да не поверю.
Я туда не ходил.
Куда «туда»-то?
Бояр отнекивался, отмалчивался. Наконец признался.
По Тавде на Пелымское ханство. Пелымский князь Аблыгерим шибко худой. Кучумке подручником служит.
— А не он ли на Чердынь ходил?
— Не знаю, — прятал глаза Бояр.
Да и другие дружившие с Ермаком князьки отнекивались, отмалчивались, отворачивались.
На прощание Ермак всегда чем-нибудь своих друзей одаривал. То нож хороший подарит, то крючки рыболовные железные, то женам бисеру насыплет. Без гостинца никто не оставался.
А когда уходил, звал Ермак атаманов и сотников, есаулов да пятидесятников; заставлял все рисунки, что сибирские люди оставляли, запоминать. Заставлял по памяти на снегу рисовать. Так что казаки приблизительно знали, в какой стороне что находится.
Оставшись с Черкасом, да с Мещеряком, да с Кольцом и Паном, ломал голову над рисунками.
Пуще всего заботил его Пелымский князь. Лесные люди говорили, что Кучум приказал Пелымскому князю Аблыгериму перекрыть дорогу, по которой пришли ермаковцы. И он приказание исполнил.
— Вот, братья атаманы, что я полагаю… Мы так легко в Кашлык пришли потому, что этой дорогой никто до нас не ходил. Разве что охотники зверя промышляли, — говорил Ермак. — Непрохожим путем мы сюда явилися. А то бы нас там вой ждали Вогуличи да остяки в своих местах отродясь воинского человека не видали. А ведь Аблыгерим как-то на Чердынь вышел. Как?