Атаман Платов
Шрифт:
«Император и армия, — писал позднее А. Коленкур, — сильно желали этого сражения и потому тешили себя надеждой, что великий результат близок».
2 июля военный министр переправил свою армию через Двину и, кажется, задумался над вопросом, не дать ли, наконец, сражение французам. Но мысль эта, едва появившись, тут же исчезла. Слишком неравными были силы, чтобы рисковать без надежды на успех. Следствием этих размышлений явилось предписание Барклая де Толли, «в коем изображена была непременная воля государя императора», чтобы Платов с вверенным ему корпусом следовал форсированным маршем через Могилев и Витебск на соединение с 1-й Западной армией. При этом от атамана ожидали
Платов, вынужденный исполнять высочайшую волю, обратился к Багратиону с частным письмом, датированным 5 июля:
«Ваше Сиятельство… ей и ей же я Вас люблю душевно и почитаю, но покорнейше прошу, войдите в мои обстоятельства. Получа повеление от военного министра, объявленное мне высочайшим приказанием, что мне иначе делать, как должен исполнить то… Ежели Ваше Сиятельство находит, что я с казачьим корпусом нужен до Бобруйска прикрывать армию Вашу, оправдайте же меня перед государем и дайте мне повеление Ваше, чтобы я не был виновен за неисполнение мне повеленного соединения с 1-ю армиею…»
Нет оснований сомневаться в искренности Матвея Ивановича. Он действительно «душевно любил и почитал» князя Петра и готов был оставаться под его началом и в будущем. Платов прекрасно понимал, в какое трудное положение может попасть Багратион, подпираемый с тыла Жеромом, а с фланга маршалом Даву, после ухода казаков на соединение с 1-й армией. Но не выполнить «высочайшего приказания» атаман не мог. Потому и попросил оправдать его перед государем, если командующий решится задержать донской корпус у себя в арьергарде.
Стоит обратить особое внимание на это предписание Барклая де Толли, поскольку якобы нежелание его выполнить послужит потом для военного министра основанием предложить императору удалить атамана из армии. По счету военного времени неприятности постигнут героя Мира и Романова еще не скоро — примерно через полтора месяца. Это действительно немало, коль калейдоскоп уже описанных событий прокрутился всего за три недели, и главными их участниками были донские казаки во главе со своим прославленным вождем. Пока что Платов не дал повода для упреков в уклонении от службы царю, что по тогдашним представлениям было тождественно служению Отечеству. Без учета этого наше понимание патриотизма русских людей в период войны будет искаженным. Радищевское понимание любви к Родине утвердится в общественном сознании позднее, в эпоху декабристов — «детей 1812 года».
А как сам Багратион отнесся к перспективе лишиться такого верного хранителя спокойствия 2-й армии, каким зарекомендовал себя в условиях отступления казачий корпус Платова? Внешне — спокойно; кажется, даже с пониманием, поскольку государь призывал атамана, по словам Барклая де Толли, «для защиты Отечества».
«Я слишком уверен, что Ваше Высокопревосходительство совершенно видите пользу и непременные надобности в скором соединении, — писал Багратион Платову 8 июля, — и потому пожелаете поспешить сколь возможно… и пойдете, конечно, не менее 50-ти верст в каждый переход».
Получив предписание командующего, Платов отмахал за сутки от Слуцка до Бобруйска более 50 верст, намереваясь прибыть в Могилев 10 июля, если не «днем, то ночью». Но и маршал Даву не терял времени даром.
Атаман шел по намеченному графику и прибыл бы в Могилев вовремя, но еще 9 июля в город вошли войска Даву. Багратион, пробиваясь на соединение с 1-й армией, решил дать маршалу генеральное сражение. Потому и задержал здесь корпус Платова на два дня.
Генеральное сражение не состоялось, но произошла битва, и, по мнению М. И. Платова, «довольно порядочная», в которой «с обеих сторон,
12 июля корпус Платова переправился вброд через Днепр у монастыря Ворколабова, отделился от Багратиона и стал догонять 1-ю армию. Через два дня атаман получил пакет от Барклая де Толли с сообщением о его решении дать генеральное сражение неприятелю у Витебска. Командующий писал:
«…Собрал я войска свои на сегодняшний день в крепкой позиции у Витебска, где с помощью Всевышнего приму неприятельскую атаку и дам генеральное сражение.
В армии моей, однако, недостает храброго Вашего войска, я с нетерпением ожидаю соединения оного со мною, отчего единственно зависит ныне совершенное поражение и истребление неприятеля, который намерен по направлению из Толочина и Орши частью своих сил ворваться в Смоленск, по каковому поводу настоятельнейше просил я князя Багратиона действовать на Оршу и занять сей город, а Ваше Высокопревосходительство именем армии и Отечества прошу идти как можно скорее на соединение с моими войсками.
Я надеюсь, что Ваше Высокопревосходительство удовлетворите нетерпение, с коим Вас ожидаю, ибо Вы и войска Ваши никогда, сколько мне известно, не опаздывали случаем к победам и поражению врагов. Я же отсель до тех пор не пойду, пока не дам генерального сражения, от которого совершенно все зависит».
С 13 по 15 июля арьергард 1-й армии под командованием Петра Петровича Коновницына в трудном единоборстве отражал атаки противника. Избранная у Витебска позиция на деле оказалась вообще непригодной для сражения, особенно в случае его неудачного исхода и необходимости отступления.
«Мы в таком положении, — писал Ермолов Платову, — что и отступать невозможно без ужаснейшей опасности. Если Вы придете, дела наши не только поправятся, но и примут совершенно выгодный вид. Спешите».
Атаман не пришел. Не успел. А с одной надеждой на Всевышнего Барклай де Толли не рискнул вступить в сражение с противником, который имел двойное численное превосходство над его армией, и приказал отступать. В ночь на 16 июля русские войска оставили позицию у Витебска.
В штабе Барклая де Толли, по-видимому, были убеждены, что соединение русских армий сдерживается не только объективными трудностями отступления войск Багратиона, но и сознательно. Во всяком случае, такой вывод напрашивается после чтения письма Ермолова к Александру I. «Государь! — писал он 16 июля. — Необходим начальник обеих армий. Соединение их будет поспешнее и действия согласнее».
Платов, не зная о том, что 1-я армия оставила позицию у Витебска, продолжал пробиваться на соединение с ней по указанному ранее маршруту, теряя драгоценное время. Вскоре он получил послание Ермолова с упреками за проявленную медлительность, датированное тем же 16-м числом.
Платов отправил Ермолову ответ с описанием всех событий, начиная со дня, когда он вышел из Гродно. К письму атаман приложил записку следующего содержания:
«Я письмо к Вам писал на песке, сидя на коленях, как другу. Прошу довести его до сведения главнокомандующего, он увидит, что мне невозможно было успеть скоро соединиться с Первой армией. А теперь уже есть надежда соединиться через два дня, разве он (Барклай де Толли. — В, Л.)отретируется до Москвы, тогда уже не скоро нагоню.