Атаман Золотой
Шрифт:
— До тех пор, пока не поднимем соседние заводы.
А опасность надвигалась неумолимо и быстро, о чем и подумать не мог атаман.
Накануне рокового дня исчез Ботало. Бажуков донес об этом Андрею.
— Упреждал тебя. Не поверил. Теперь жди беды. Такой не только нас, отца родного продаст, не чихнув.
— Будем настороже.
Не знал он, что уже напали на его след, что крупная воинская команда окружила гору.
Однажды люди его отдыхали после обеда. Примостившись в тени молодой сосны, спали Никифор Лисьих и Василий Карпов, вместе с Федотом
— Добрались до шайтанских, доберутся скоро и до нас. Надо думать, атаман, что будем дальше делать.
— А что, по-твоему?
— По-моему, уходить надо подальше от завода. Розыскные команды отовсюду высланы. Обложат, как медведя в берлоге.
— Уйти отсюда не хитро, только здесь у нас поддержка и помощь, другого такого завода не найдешь.
Андрею не хотелось покидать место, где на него каждый смотрел как на избавителя. Отряд его получал довольствие, и здесь можно было укрыться от погони. Но вестей с соседних заводов не приходило.
Мясников хмурился.
— Мало у нас вооруженных. Как бой примем?
— Каждый день все новые приходят.
— Что толку — приходят не с ружьями, а с топорами да рогатинами. Супротив воинской команды не выстоять.
Солнце ласково пригревало, и после сытного обеда, принесенного из Талицы, одолевала дрема.
Андрей проснулся от резкого свиста и крика.
— Вставай, атаман! Беда! — кричал Мясников.
Андрей мигом вскочил, схватил лежавшую рядом саблю.
— Что случилось?
— Розыскная команда наступает.
Закатное солнце алело сквозь ветви сосняка. Из-за кустов по склону горы тут и там поднимались вооруженные люди. Никифор спешно заряжал ружье. Андрей мгновенно овладел собой. Скомандовал:
— Отходить к Мокрому логу!
— Со всех сторон обступили, — сказал Мясников. — Надо пробиваться… Берегись, атаман!
Грянул выстрел, и Андрей увидел, как его верный есаул пошатнулся и, не простонав, упал на землю, сраженный насмерть.
Оглушительно хлопнуло еще несколько выстрелов. Острая боль в руке заставила Андрея выронить саблю. Тотчас же из кустов выбежало человек десять, и началась схватка. Раненому Андрею связали руки за спиной.
Мимо провели обезоруженных Кочнева, Василия Карпова и Федота Бажукова.
Начальник розыскной команды велел всех пленных вести на дорогу.
— А этого положите на подводу, повезем в город, — распорядился он, указав на мертвого Мясникова.
Из всего отряда атамана Золотого спасся только Илюшка Чеканов.
Андрей, бледный от потери крови, под конвоем спускался вниз в ущелье, уже окутанное вечерней мглой. В закатном мареве, алое, как кровавая рана, солнце садилось за горы, и небо на западе казалось медно-красным, как зарево пожара.
Горько и обидно было атаману, что так врасплох застали его враги. Горько и больно было и за себя и за товарищей. Он знал: не миновать жестокой казни.
Ботало шел позади всех: он рассчитывал получить по крайней
Атамана привезли в заводскую контору, заковали в ручные и ножные кандалы и вместе с убитым Мясниковым повезли в город. Четырнадцать солдат под командой унтер-офицера конвоировали подводу.
Пленных привезли в канцелярию Главного управления сибирских, оренбургских и казанских заводов, оттуда в контору судных и земских дел. Конторе было указано:
«Раненого атамана велеть осмотреть и пользовать лекарю под крепким караулом и о состоянии его всегда канцелярии рапортовать, а убитого выставить здесь, на месте публичного наказания, и, привязав к столбу, держать тут же до завтрашнего дня, прибив лист со следующей надписью: «Сей злодей, разбойник, изверг рода человеческого, хотя и ушел от достойного по законам наказания, но получил себе достойную злодея смерть и выставлен теперь через палачей на место казни для народного позорища». А потом зарыть уже в лесу, в земле, через палачей же».
ГЛАВА ДЕВЯТАЯ
«Рыжанко не разбойник был, зачем разбойник? Он рабочих защищал».«Уральский фольклор».
Атамана содержали в госпитале под строгим караулом. Каждое утро лекарь прикладывал к ране примочку, и, сделав перевязку, шел докладывать начальству о состоянии здоровья заключенного.
В палате, кроме Андрея, лежали еще двое.
— За что тебе такая честь? — спрашивал один из них.
— За доброе дело, — отвечал Андрей, — за то, что злейшего изверга жизни лишил.
— Кто же тебе такое право дал, чтобы судьей над человеками быть?
— Народ дал мне такое право.
— Глупец ты! Народ — что трава. Разве могут люди подлого состояния о каком-то праве думать, а тем паче другим его давать?
Андрею не хотелось продолжать разговор. Эти люди были ему глубоко чужды. Думал он о своих друзьях. Он не знал, где они заключены. Наверно, томятся в остроге, ожидая казни.
Залечить рану ему не дали. Молчаливый солдат повел его в контору судных и земских дел. Впервые увидел Андрей тех, в чьих руках сейчас находилась его судьба. Члены присутствия в мундирах, шитых золотом, с любопытством глядели на грозного атамана, посмевшего поднять руку на самого завододержателя. Видимо, ожидали увидеть матерого разбойника-богатыря, а перед ними стоял золотоволосый, синеглазый молодой человек с прямым и открытым выражением лица.
Последовали обычные вопросы: кто такой и откуда, сколько лет, бывал ли у святого причастия…
Андрей не запирался. Сказал, что живет по чужому паспорту. Рассказал о том, как нападал на барки по Каме и Чусовой.
Толсторожий, с свиными глазками судья промолвил злым голосом:
— Раненько же ты пошел по большой дороге. Вот она куда тебя привела… Кто твои соумышленники?
Андрей с презрением посмотрел на него.
— Соумышленники мои либо побиты, либо разбежались, куда глаза глядят. А тех, что со мной взяли, вы знаете.