Атаман. Гексалогия

Корчевский Юрий Григорьевич

– По следу нас на зверя выведи, а там – не твоя забота.

– Я мигом, оденусь только, да жене скажу, чтобы двери заперла. Обычно мы вообще двери не запираем. От дороги далеко, лихих людей нету – от кого запирать?

Мужик подобрал вилы и зашел в избу. Быстро появился уже одетый, в тулупе, в валенках, на голове – рысья шапка.

Мы подошли к соседней избе. Мужик обошел ее. Нашел след и двинулся по нему в глубь леса. Мы цепочкой пошли за ним. Долго шли, но след не прерывался и не терялся, был четко виден на снегу

даже в скудном свете луны.

Мужик встал. Еле слышно проговорил:

– Овраг неширокий впереди, там он должен быть!

– Ну, тогда стой здесь.

Павла и Герасима я по совету охотника послал к обоим концам оврага; собственно, это была большая промоина шириной метров четыре-пять и длиной около пятидесяти, поросшая кустами. Вокруг оврага было открытое место, вроде поляны в лесу, метров по тридцати в обе стороны.

– Герасим, только увидишь цель – сразу стреляй, стрелы не экономь, потом новые купим.

Я же с Андреем пошел к центру оврага. Андрея решил оставить при себе. Мало ли – дрогнет рука подняться на брата, так я подстрахую.

Подойдя, я сломал верхушку у высохшего куста. Звук в тишине прозвучал как выстрел. Я швырнул ветку в овраг. Послышалось глухое ворчание. Точно – там зверь! Из оврага легкой тенью выпрыгнул волк, только не огромный, а молодой и поджарый.

Раздался щелчок тетивы, и в бок зверя вонзилась стрела. Волк подпрыгнул и упал. Когда мы подбежали, он еще дышал. Стрела пробила ему грудную клетку навылет. Наконечник торчал с одной стороны, оперение – с другой. Я саблей рубанул ему по шее.

– Готов!

Вот только на волка-оборотня он не похож. Вроде собаки, только однотонно серый.

– Дай-ка сюда факел.

Андрей почиркал кресалом, зажег факел.

Я вытянул руку с факелом над оврагом. Неяркий колеблющийся свет едва достигал кустарника – высохшего, с редкими, оставшимися с осени желтыми листьями. Что там, за ними? Решение пришло сразу – надо поджечь кусты. И нам видно будет, и любую тварь из оврага выгонит. Что настоящие волки, что оборотни огня боятся.

– Тащите сухие ветки!

Андрей побежал к близкому лесу и вскоре вернулся, неся охапку веток. Ох и долго не хотели они загораться. Наконец пучок веток занялся от факела, и я швырнул их вниз, на ближайшие кусты. Ветки упали удачно, повиснув на кустарнике, и неожиданно ярко вспыхнули.

От кустов метнулась тень на Павла. Щелкнула тетива, еще раз. В овраге раздался короткий взвизг, на Павла выскочил здоровенный волк и прыгнул на дружинника. Из правой лопатки у него торчала стрела, но волк был силен, и удар – мощным. Павел успел прикрыться щитом от раскрытой пасти и ударил саблей снизу, отрубив волку задние ноги. Снег вокруг них сразу окрасился кровью.

В это время успел подбежать я и несколько раз воткнул с проворотом лезвие сабли в грудную клетку, целясь в сердце. Волк вздрогнул, упал и забился в агонии.

Испуганный Павел оглядывал себя – нет ли где ран? При этом каждый из нас не боялся получить ранение в бою, даже возможную смерть от руки врага воспринимали как вероятность, мы сами выбрали себе эту профессию. Но получить рану от оборотня и потом самому превратиться в мерзкую тварь никому не хотелось.

Глаза волка остекленели, сдох!

К нам на негнущихся ногах подошел Андрей, за ним прибежал Герасим – все-таки он стоял дальше, и последним – охотник. На наших глазах произошло обратное превращение – из зверя в человека. Перед нами лежал наш же боевой товарищ и брат Андрея Михаил. Андрей упал брату на грудь и разрыдался.

– Что я тятьке скажу?

– То и скажешь – в бою с нечистью погиб, честно сложил голову.

– А как же, – Андрей кивком головы указал на тело брата.

– Он с честью сражался с оборотнем-старушкой и то, что именно он пострадал – беда его, а не вина. На его месте мог оказаться любой из нас.

Я обвел глазами дружинников. Все стояли, потупясь. Чувства раздваивались: с одной стороны – проверенный в боях ратник, наш верный товарищ, с другой – злобный и кровожадный волкодлак. Но теперь зло повержено, в каком бы обличье оно не было.

– Так и скажем князю, а ты, Андрей – тятеньке своему, что Михаил сражался с нечистью и погиб, как воин. Думаю, хоронить в земле с отпеванием… – я замялся, – не очень правильно, закопать, как злыдня, просто бросив в яму – опасно, вдруг в полнолуние оживет. Предлагаю сжечь на погребальном костре, как это делали наши предки, как викинги делают до сих пор.

Все молча разбрелись по лесу, собирая сухой валежник. Охотник выбрал сухостой и срубил его небольшим топориком.

На порубленные стволы деревьев уложили тело Михаила, обложили валежником. Андрей поджег костер, и мы отошли, наблюдая, как разгоравшееся пламя охватило тело.

Обратно тоже шли молча, в мрачных раздумьях. Вот потерян наш товарищ, а началось все от неопасной вроде бы на первый взгляд раны. И каждый думал – а если завтра меня укусит, поцарапает, порвет когтями какая-нибудь тварь, во что я могу превратиться? Превращусь ли в мерзкое создание, и мои товарищи будут вынуждены меня убить? Нет ответа. Такие размышления угнетали всех.

Расстались с охотником у его избы.

– Дальше дорогу найдете?

– По следам найдем.

– Спаси вас Бог за помощь!

Охотник низко поклонился, мы ответили тем же.

Уже начало светать. Мы выбрались на дорогу, зашли на постоялый двор.

– Кушать будем ли?

Все отказались.

– Тогда спать, сегодня ночью снова на Муром пойдем.

Большого энтузиазма мое сообщение не вызвало. Однако вечером все с большим аппетитом поели, умяв небольшого жареного поросенка. Я так понял – это и завтрак, и обед, и ужин.