Атлант расправил плечи. Часть I. Непротивление (др. перевод)
Шрифт:
Дагни недоверчиво посмотрела на брата.
— Ты хочешь сказать, что поддержишь его?
Вместо ответа Джим вялым тоном спросил:
— А тот отчет особого комитета Национального совета металлопромышленников — что ты о нем думаешь?
— Ты знаешь, что я о нем думаю.
— Они утверждают, что риарден-металл представляет собой угрозу общественной безопасности. Они говорят, что химический состав его ничем не обоснован, что металл этот хрупок, подвержен молекулярному разрушению, что он будет растрескиваться без предварительных признаков. — Таггерт умолк, как бы ожидая
— Ты не передумала, а?
— Относительно чего?
— Относительно этого металла.
— Нет, Джим, не передумала.
— Но ведь там… в комитете этом… знатоки, специалисты своего дела… эксперты высшего класса… Главные металлурги крупнейших корпораций, обладатели университетских дипломов со всех концов страны… — проговорил он несчастным тоном, словно бы умоляя сестру дать ему доказательства своего права отрицать приговор этих людей.
Дагни посмотрела на брата с недоумением; такое поведение было ему не свойственно.
Дернувшись, машина поползла вперед. Медленно въехав в брешь дощатого забора, она миновала котлован с лопнувшей водопроводной трубой. Возле котлована сложены были новые трубы; Дагни заметила на них торговую марку: Литейный цех Стоктона, Колорадо. Она отвернулась; ей не хотелось, чтобы хоть что-то напоминало ей о Колорадо.
— Ничего не могу понять… — пожаловался Таггерт. — Лучшие специалисты Национального совета металлопромышленников…
— А кто, Джим, является его президентом? Оррен Бойль, не так ли?
Таггерт не повернулся к ней, однако челюсть его отвисла.
— Если этот жирный хам считает, что ему можно… — начал он, но оборвал фразу.
Дагни посмотрела на висевший на углу фонарь. Стеклянный колпак его наполнял свет. Не покоряясь непогоде, он освещал заколоченные окна и щербатые тротуары как единственный их хранитель. В конце улицы, за рекой, на фоне огней фабрики угадывались очертания электростанции. Мимо проехал тяжелый грузовик, закрывший собой весь обзор. Такие грузовики развозили топливо — на ярком зеленом боку свежеокрашенной цистерны, невзирая на слякоть, блестели белые буквы: Уайэтт Ойл, Колорадо.
— Дагни, ты слышала о дискуссии, которая состоялась на собрании Союза рабочих сталелитейных заводов в Детройте?
— Нет. И о чем они спорили?
— Все было в газетах. Там говорили о том, можно ли разрешать членам профсоюза работать с риарден-металлом. Решение принято не было, однако самого обсуждения уже хватит для подрядчика, пожелавшего рискнуть… о, он немедленно отменит заказ!.. Но что если… что если все выступят против риарден-металла?
— Пусть себе возражают.
Светлая точка поднималась по прямой линии к верхушке невидимой башни. Это работал лифт огромного отеля. Мимо здания на боковую улицу проехал легковой автомобиль. Бригада рабочих сгружала тяжелый ящик с грузовика в открытую дверь подвала. Дагни прочла на ящике: Моторы Нильсена, Колорадо.
— Потом мне не нравится резолюция, которую приняло собрание школьных учителей Нью-Мексико, — продолжил Таггерт.
— Какая резолюция?
— Они решили, что, с их точки зрения, не следует позволять детям ездить по новой линии Рио-Норте компании «Таггерт
— Пуском первого поезда по новой линии Рио-Норте.
Таггерт надолго погрузился в молчание. Он самым непривычным образом погрузился в уныние.
Дагни не могла поверить себе: он не пытался осмеять ее, он не выставлял против нее мнения своих любимых авторитетов, он словно бы просил утешения.
Мимо промелькнул легковой автомобиль; блеснув мощью — ровным и уверенным движением и полированным корпусом. Ей было известно, кто производит подобные машины: Хэммонд, Колорадо.
— Дагни, а мы… а мы действительно построим эту линию… вовремя?
Ей было странно слышать голос Джеймса полным столь обыкновенного чувства, простейшего животного страха.
— Если уж мы не сумеем помочь этому городу, тогда да поможет ему Господь! — ответила она.
Машина обогнула угол. Над черными крышами маячила страница календаря, освещенного белым светом прожектора. На ней значилось: 29 января.
— Дэн Конвей оказался сукиным сыном!
Слова эти вырвались у Таггерта внезапно, словно он более не мог сдерживаться.
Она с возмущением посмотрела на брата:
— С чего это ты так решил?
— Он отказался продать нам ветку «Феникс-Дуранго» в Колорадо.
— Надеюсь… — Ей пришлось остановиться и начать снова, стараясь не сорваться на крик. — Надеюсь, ты не обращался к нему с этим предложением?
— Конечно, обращался!
— Неужели ты ожидал, что он… продаст ее… тебе?
— А почему нет? — Истерическая и задиристая манера вернулась к Таггерту. — Я предложил ему больше, чем мог бы предложить кто-то другой. Нам не нужно было бы тогда разбирать и перевозить ее, мы могли бы воспользоваться ею на месте. И какая бы получилась реклама — с учетом общественного мнения мы отказываемся от колеи из риарден-металла. Его ветка оправдала бы себя до последнего цента! Но этот сукин сын отказался. Он даже заявил, что не продаст «Таггерт Трансконтинентал» и фута собственных рельсов. А сейчас он распродает их по частям любому желающему, вплоть до конок в Арканзасе и Северной Дакоте, продает с ущербом для себя, и это с учетом того, что я предлагал ему, сукину сыну! Даже не хочет заработать! И видела бы ты, как слетаются к нему эти коршуны! Они-то знают, что нигде больше рельсов не найдешь!
Дагни склонила голову на грудь. Она не могла даже смотреть в сторону брата.
— По-моему, это противоречит Правилу-против-свар-в-стае, — раздраженным тоном проговорил Таггерт. — Насколько я помню, Национальный железнодорожный альянс в первую очередь намеревался защитить своих основных членов, а не мелких ершей из Северной Дакоты. Но у меня нет возможности заставить альянс провести голосование на эту тему, потому что все члены его сейчас замешаны в эту историю и вырывают рельсы друг у друга!