Атлант расправил плечи. Книга 2
Шрифт:
— Что будем делать? — громко спросил Дэйв Митчам, когда, полуодетый и полусонный, ворвался в свой кабинет где его ждали главный диспетчер, начальник депо и дорожный мастер.
Никто из троих не ответил. Они все были людьми среднего возраста, много лет отдавшими работе на железной дороге. Месяц назад они свободно высказались бы в любой чрезвычайной ситуации; но теперь они понимали, что времена изменились и говорить опасно.
— Что, черт возьми, будем делать?
— Ясно одно, — сказал Билл Брент, главный диспетчер, — нельзя
Глаза Дэйва Митчама помрачнели — он знал, что каждый только об этом и думал; он не хотел, чтобы это было произнесено.
— Итак, где взять локомотив? — сердито спросил он.
— Негде, — сказал дорожный мастер.
— Но мы не можем всю ночь держать «Комету» на запасном пути!
— Видимо, придется, — сказал начальник депо.
— Какой смысл обсуждать это, Дэйв? Тебе известно, что во всем отделении не осталось ни одного локомотива.
— Но Боже праведный, уж не хотят ли они, чтобы мы водили поезда без локомотивов?
— Мисс Таггарт этого не хотела, — сказал дорожный мастер. — А вот мистер Лоуси хочет.
— Билл, — начал Митчам голосом, каким просят об одолжении, — сегодня ночью через станцию пройдут какие-нибудь поезда дальнего следования, имеющие хоть что-то вроде локомотива?
— Первым будет скорый товарный номер двести тридцать шесть из Сан-Франциско, — сказал Билл Брент недовольным тоном, — он прибудет в Уинстон в семь часов восемнадцать минут утра. — И добавил: — Это самый близкий к нам локомотив в данный момент. Я проверял.
— Как насчет специального армейского эшелона?
— И не думай, Дэйв. Этому составу дана зеленая улица, даже «Комета» должна пропустить его. Это приказ командования. Он опаздывает, да еще тормозные колодки дважды загорались. Эшелон везет взрывчатку для арсеналов Западного побережья. Моли Бога, чтобы он не остановился на нашем участке. Неприятности из-за задержки «Кометы» не идут ни в какое сравнение с тем, что на нас обрушится, если мы попытаемся остановить специальный эшелон.
Все молчали. Окна были открыты в летнюю ночь, и все слышали, как внизу, в кабинете диспетчера, звонит телефон.
Сигнальные огни мигали, напоминая, что когда-то этот пункт был самым оживленным в штате.
Митчам взглянул на депо и при тусклом свете разглядел очертания стоящих там паровозов.
— Тоннель… — начал он и замолчал. — …длиной в восемь миль, — закончил за него мастер локомотивного парка, особо подчеркнув цифру.
— Я просто подумал, — отрывисто вставил Митчам.
— Лучше не думать об этом, — мягко сказал Брент.
— Я еще ничего не сказал!
— О чем вы говорили с Диком Хартоном до того, как он ушел? — невинным тоном спросил Митчама дорожный мастер, будто это не имело отношения к разговору. — Не о том ли, что вентиляционная система тоннеля дышит на ладан? Разве он не пояснил, что в настоящий момент тоннель вряд ли можно считать безопасным даже для локомотивов?
— Что ты зациклился
Дик Хартон, главный инженер отделения, уволился через три дня после вступления в должность Митчама.
— Я подумал, что нужно сказать об этом, — так же невинно ответил дорожный мастер.
— Послушай, Дэйв, — сказал Билл Брент, зная, что Митчам может битый час колебаться, прежде чем примет решение, — ты знаешь, что можно сделать только одно: задержать «Комету» в Уинстоне до утра, дождаться двести тридцать шестого и заставить его локомотив протащить «Комету» через тоннель. А потом надо дать «Комете» лучший паровоз, который только можно достать на другом конце тоннеля, чтобы он дотащил ее до пункта назначения.
— И насколько она задержится?
Брент пожал плечами:
— Часов на двенадцать, может, восемнадцать, кто знает.
— Восемнадцать часов… «Комета»? Господи, такого еще не случалось!
— Раньше много чего не случалось, — сказал Брент с непривычной ноткой ужасной усталости в резком, уверенном голосе.
— В Нью-Йорке обвинят нас. Они переложат всю вину на нас!
Брент пожал плечами. Месяц назад он счел бы подобную несправедливость немыслимой; сегодня он был готов к этому.
— Считаю… — в отчаянии сказал Митчам, — считаю, что нам больше ничего не остается.
— Вот именно, Дэйв.
— О Господи! Почему это должно было случиться именно с нами?
— Кто такой Джон Галт?
В половине третьего ночи «Комета», приводимая в движение стареньким маневровым паровозом, остановилась на запасном пути станции Уинстон. Кип Чалмерс бросил недоверчиво-гневный взгляд на горстку прилепившихся к пустынному склону горы хибарок и ветхую лачугу станционного павильона.
— И что дальше? За каким чертом мы здесь остановились? — проревел он и позвал проводника.
Когда поезд пришел в движение после аварии, к Чалмерсу вернулось привычное ощущение безопасности и его страх превратился в ярость. Он чувствовал себя так, будто его надули, заставив бояться понапрасну. Его попутчики не покидали своих мест в вагоне, их слишком сильно тряхнуло, и теперь они не могли уснуть.
— Сколько еще будем торчать здесь? — бесстрастно переспросил проводник в ответ на вопрос Чалмерса. — До утра.
Чалмерс недоуменно уставился на него:
— Мы проторчим здесь до утра?
— Да, мистер Чалмерс.
— Здесь?
— Да.
— Но вечером у меня предвыборный митинг в Сан-Франциско!
Проводник не ответил.
— Почему? Почему мы должны торчать здесь? Почему, черт возьми? В чем дело?
Терпеливо-размеренным тоном, в котором звучала презрительная учтивость, проводник детально описал ситуацию. Но Чалмерс много лет назад, в начальной школе, в средней школе, в колледже, усвоил истину, что человек не живет исходя из разумных соображений, да и не нуждается в этом.