Атом в упряжке
Шрифт:
По голубой майке Людмилы (она стояла у одеяла) промчалось ярко-красное пятно автомобиля, перевернутого вниз головой.
— Но почему все, — робко спросила Сусанна, — вверх ногами?
— Иначе и быть не может. Глядите, на самом верху одеяла виден мячик. Дети забыли его на земле. Лучи, которые отражает этот мячик, несутся к нам в окно снизу вверх; продолжая свое стремительное путешествие у нас в камере, они оказывается здесь, на верхнем краю одеяла. Напротив, эта пальма смотрит в наше окно почти что сверху. Лучи от нее направлены вниз и попадают сюда, на нижнюю половине. Мир перевернут вверх
В это время в коридоре кто-то громко и сердито закашлялся. Людмила быстро сорвала юбку, и в камере стало светло. Им несли обед.
Целый час заключенные нетерпеливо прислушиваясь, все ли затихло, а затем продолжили свои опыты. Опять на одеяле появились сперва туманные цветные пятна, потом, когда стекла пенсне сфокусировали лучи, пятна превратились в деревья, дома, землю.
Но что за чертовщина! Людмила стояла перед одеялом, широко раскрыв глаза, и ее лицо выражало смешанное чувство гнева и удивления.
Что за чертовщина?
Действительно, вместо бульвара и играющих детей, вместо веселых светло-серых домов виднелось огромное, на три четверти одеяла, голубое пятно океана, пустынный пологий берег, несколько темных башен и ярко-зеленые точки редко и беспорядочно разбросанных огромных кустов древовидных папоротников.
— Мы, — сказала Людмила, и голос ее дрогнул, — мы в передвижной тюрьме.
Сусанна испуганно посмотрела на Людмилу. Та напряженно устремила взгляд на одеяло. Но ничто на одеяле не выдавало движения — лишь изредка по берегу проходил одетый в лохмотья старик или пробегал голый ребенок, занятый поиском ракушек.
Людмила молча глядела на новую картину и ломала себе голову. Сусанна смотрела на нее. Затем ей стало скучно, и она начала рыться в своем чемоданчике. Прошло еще полчаса, но Людмила по-прежнему не произнесла ни слова, изучая неподвижный пейзаж незнакомого ей скалистого новозеландского побережья. Вдруг Сусанна вскочила.
— Я что-то слышу, — шепнула она Людмиле. — Верните свет.
И в самом деле, в замке глухо залязгал ключ. Людмила едва успела сорвать с окна юбку, как дверь распахнулась и в камеру вошел надзиратель, а за ним еще три человека. Первым шел Самилла. Вторым — и Людмила, дернувшись, чуть не вскрикнула — профессор, учитель Журавлева. Третьим скромно, но уверенно вошел маленький человечек с рыхлым розовым лицом, резкие морщины которого говорили о равнодушии и сосредоточенности.
ГЛАВА ДЕВЯТАЯ, в которой несчастливая любовь министра приносит счастье Людмиле
— Сусанна!
Это воскликнул Самилла, забыв свои официальные обязанности провожатого, и остановился на месте с удивленным видом быка, оглушенного ударом дубины.
Все посмотрели на Сусанну. Но молодая женщина отступила на шаг и, комически поклонившись, вызывающе подняла брови.
— Простите, — сказал смущенно, но резко Самилла, обращаясь к своим молчаливым спутникам. — Это мое частное дело, и я займусь им позже. Вы хотели видеть арестованную, профессор?
— Да, — льстивым голосом сказал профессор и посмотрел на Людмилу. — Мы с вами, кажется, встречались…
Людмила медленно села на кровать, не спуская с профессора разгневанного
— …Мы встречались у моего ученика Журавлева, — продолжал профессор. — Вот вам записка от него. Он болен и остался в Риме.
Людмила осторожно взяла протянутую профессором бумажку и прочитала:
«Людмила! Профессор покажет вам завод, и вы на месте расскажете ему все, что вам известно о моем аппарате. Я нездоров, но скоро приеду и позабочусь о вас.
Д. Журавлев».
Почерк был подделан замечательно. Но Журавлев никогда не подписывался своим полным именем. Он ставил лишь инициалы: Д и Ж. Людмила прекрасно это знала, но, как и два дня назад, в случае с карточкой Павла Зарина, ничем не выдала, что обнаружила обман — прогулка на завод могла оказаться полезной. Она заулыбалась и сказала:
— Хорошо, я пойду с вами.
— Ну, идите, — сказал рыхлый розовый человек и стал так, чтобы выйти последним.
— Я еще вернусь, Сусанна, — весело обратилась Людмила к своей подруге. — Не плачьте…
Самилла вопросительно и умоляюще взглянул на Сусанну, и от этого его большое грубое лицо сделалось растерянным и смешным.
Сусанна отвернулась и в этот момент поймала твердый, но приветливый взгляд голубых глаз пухлого человека. Она тяжело вздохнула и опустила глаза. У самого носка ее изысканной туфельки лежал неизвестно откуда взявшийся клочок бумаги. Она успела наступить на него ногой как раз тогда, когда надзиратель последовал за доктором Шнейдером — пухлый человек, как уже догадался читатель, был тем, кто называл себя доктором Шнейдером. Как только все вышли из камеры, послышался стук и раздался слабый голос Сусанны:
— Самилла…
Самилла вздрогнул и, сказав «Подождите», — бросился назад в камеру. Через минуту он вернулся оттуда, и на его лице дрожала растерянная улыбка.
— Пойдемте, — сказал он.
Людмила в сопровождении трех спутников вышла из тюрьмы на свежий воздух — на высокий металлический балкон-крыльцо — но вдруг остановилась и подалась назад.
Прямо перед ней снова был веселый бульвар. Детский мячик все еще лежал ни старом месте. Но немного сбоку был заметен кусок берега и море — их она также видела вверх ногами на одеяле. В этот момент балкон слегка дрогнул под нею, и вся башня легко повернулась на своей оси фасадом к городу. Море исчезло. Только тогда Людмила поняла хитрость строителей тюремной башни — она вращалась, подчиненная руке дежурного старшего надзирателя.
Самилла мрачно посадил всех на самолет, и молчаливый пожилой летчик повез их на завод.
Завод находился в нескольких десятках километров от города, в знаменитой «долине гейзеров». По этой долине можно было безошибочно догадаться о вулканическом происхождении Новой Зеландии. Повсюду били и искрились многочисленные горячие фонтаны-гейзеры, и с низко летевшего аэроплана было видно, как в некоторых топких местах глинистая жидковатая почва шла пузырьками, словно кипящая манная каша.
Аэроплан снизился прямо огромный асфальтовый двор завода, возле металлического забора, у которого были сложены поленницы дров.