Атомка
Шрифт:
Люси двинулась к выходу и потянула за собой чемодан на колесиках. Им пора было уезжать.
Французские полицейские сели в такси, перекусили в аэропорту и пару часов спустя поднялись на борт небольшого двухмоторного самолета. Места они выбрали в последнем ряду — там было теплее и не так шумно. Сегодня 26 декабря 2011 года, и уже сегодня они будут в Париже. Вся дорога в целом займет семь часов, в Москве они пересядут на «боинг», и в 16.50 по местному времени приземлятся в Руасси-Шарль-де-Голль.
— А я даже
— Она была рада меня услышать, я ведь в последнее время редко ей звонила.
— А про беременность ты ей сказала?
— Нет, пока не стала говорить. Скажу, когда увидимся… ну и когда у меня будет на руках фотография, сделанная при УЗИ. Хочу быть совершенно уверена, понимаешь?
Люси смотрела на расстилавшуюся за иллюминатором бесконечную равнину, и глаза у нее были тревожные.
— Что-нибудь не так? — спросил Шарко. — Ты не счастлива?
— Проблема в том, что мы возвращаемся во Францию, где за тобой охотился и продолжит охоту этот чертов псих. Что мы будем делать? Невозможно ведь прятаться в гостинице до тех пор, пока ребята его не засекут и не схватят. — Голос у нее задрожал. — Не бывает убийцы без слабого места! Он должен был хоть где-нибудь допустить ошибку, пусть даже крохотную, а мы должны это использовать. Я не могу так жить! Я не могу жить, думая, что с нами в любое время может случиться несчастье! — Она ласково пожала руку комиссара. — Мне так страшно, Франк, так страшно…
Шарко попытался успокоить подругу:
— Все будет хорошо. Двое из команды Баскеза еще несколько дней будут следить за нашим домом. Мы можем пока пожить в другом месте — как ты сама решишь: в отеле или квартиру снимем до конца расследования. А потом двинем на Мартинику или в Гваделупу и будем там столько, сколько захотим. Бассейн, пляж, солнце… Согласна? Что скажешь?
Она силилась улыбнуться:
— Скажу, что ты, наверное, прав. И что я предпочла бы Реюньон. Всегда мечтала туда попасть.
— Отлично. Летим на Реюньон. Это будет твой рождественский подарок.
Люси нахмурилась:
— Мой рождественский подарок? А как же…
Франк прикоснулся губами к губам Люси и погладил ее по щеке:
— Ну да. Дома для тебя еще кое-что припасено, но это так… мелочь.
Путешествие между тем продолжалось. Четыре часа полета от Москвы до Парижа полицейские дремали — совсем забыться сном им не удавалось. Они надеялись, что Белланже при поддержке начальства добьется того, что расследование не будет передано русским. Шарко, стоило ему закрыть глаза, видел лица детей в криокапсулах — ясно видел ужасные маски, плавающие в жидком азоте. Каждую по отдельности. Он чувствовал, как дрожит, прильнув к нему, Люси. О чем она думает? Об убийце, который подстерегает их где-то в Париже? Он осторожно положил голову на плечо подруги,
Счастье — вот оно, можно дотронуться.
Но месть, которую он рассчитывает осуществить… слепая месть способна все разрушить.
А если у него ничего не получится? Если его поймают? Имеет ли он право сломать жизнь Люси и ребенка? Их ребенка?
Шарко поморщился. Он больше не понимал, что надо делать, и столько сомнений, сколько сейчас, у него никогда в жизни не бывало.
«Палач залез в вагину Глории рукой в резиновой перчатке… Избивал ее железным ломом… Его надо убить. Незачем отдавать под суд такого подонка. Сделай это в память о Глории…»
Он стиснул зубы. Этот голос звучал громче всех остальных и терзал его изнутри.
— Ты делаешь мне больно, Франк.
Комиссар встряхнулся и понял, что изо всех сил вцепился в запястье Люси. От всего этого он и сам стал психом.
— Прости, — попросил он, отпуская ее руку.
— У тебя глаза налились кровью, Франк. Что с тобой?
Шарко глубоко вздохнул. Голос не унимался, продолжал орать под черепом.
— Ничего. Все в порядке, — ответил в конце концов комиссар.
73
Они не то что отдохнуть — они и передохнуть не успели: едва приземлившись в Париже, Люси и Шарко закинули вещи в первую попавшуюся гостиницу рядом с площадью Бастилии и отправились на работу. Второй человек в Уголовной полиции месье Лебрен непременно хотел их видеть прямо сейчас. Хмурый Никола Белланже был уже в кабинете у начальника, и, как только все собрались, Лебрен без всяких предисловий объявил:
— Дассонвиль и Шеффер мертвы.
Комиссар вскочил:
— Вы шутите?!
— Сядьте, Шарко, и успокойтесь.
Шарко нехотя повиновался, и Лебрен продолжил:
— Официальный диагноз — остановка сердца. У обоих.
— Но это…
— Считается, что и у того и у другого организм не вынес сочетания радиации с мизерным количеством сероводорода. Пробуждение стало для них роковым. Позже будут подробности от русских судмедэкспертов, но уже понятно, каких результатов вскрытия можно ожидать.
— Где тела? Есть ли фотографии? Доказательства того, что они мертвы?
Лебрен провел рукой по лицу, — казалось, он в затруднении.
— Пока мне ничего больше не известно. В любом случае для нас расследование закончено. Наши обвиняемые были идентифицированы, задержаны, а теперь они мертвы. Подождем официальных бумаг, разберемся с деталями, и все. Повторяю: наше расследование закончено.
— Как это «закончено»? Что вы этим хотите сказать? — не выдержала Люси.
— «Закончено» и значит — закончено. Точка. — Лебрен глубоко вздохнул. — Это приказ сверху.