Атомная крепость (илл. И.Ефимова)
Шрифт:
Почему я считаю эту тактику неудовлетворительной? Прежде всего не следует забывать, что наш возможный противник на Востоке располагает прекрасными средствами оповещения, радарными установками, отличными самолетами, подчас превосходящими наши в скорости и в высоте полета, и имеет большое количество воздушных асов, умеющих летать в любое время и в любых условиях. Затем, известно, что американское командование располагает огромным количеством военных баз, разбросанных по всему земному шару. Однако совершать воздушные атомные рейды возможно с тех из них, которые находятся в Европе, Северной Африке и на Ближнем Востоке и расположение которых, надо полагать, не представляет особого секрета для штаба стран Варшавского пакта.
Я убежден, что такой воздушный рейдер при выполнении задания почти не имеет шансов ни сбросить атомную бомбу на заданный объект на
Кессельринг почти выкрикнул:
– Почему?
– Потому что при этом совершенно игнорируется весьма важный объективный фактор, убийственно действующий против нас.
– А именно? – Келли с нескрываемой злобой смотрел на Шулленбурга.
– Я имею в виду взаимозависимость, существующую между временем и территорией, – сухо пояснил генерал-полковник. – Странное дело, но об этом я ни строчки не нашел в военных журналах, хотя, по-моему, эта взаимосвязь должна бы быть одним из законов при разработке воздушной стратегии в атомной войне.
– Я не вполне понимаю вас, – сказал Прайс.
– Сейчас объясню… Отправляя в атомный налет реактивный бомбардировщик, командование исходит из предположения, что при его крейсерской скорости, при быстроте сближения с самолетом противника, составляющей примерно четыреста метров в секунду, истребитель противника не успеет занять исходную позицию для атаки, даже если он будет предварительно направлен наземной станцией наведения или самолетным локатором. Как установлено, при подобной атаке реактивного бомбардировщика истребитель-перехватчик, как правило, сможет открыть огонь лишь один раз и к тому же в течение всего одной секунды. Естественно, в этих условиях вероятность попадания и нанесения поражения бомбардировщику весьма незначительна. На этом и строится наша тактика. Однако при этом все рассуждение основывается на предположении, что пилот истребителя-перехватчика будет вести именно малоэффективную лобовую атаку. Но почему пилот пойдет в атаку в лоб, когда он отлично знает, что удобнее атаковать, пристроившись под соответствующим углом в хвост? И тут оказывается, что эта новая тактика могла бы с большим успехом применяться не нами, а против нас. Почему? Потому что даже при огромных скоростях реактивных бомбардировщиков колоссальная протяженность территории противника даст возможность его истребителю позволить себе ту роскошь, на которую не мог бы в подобном случае рискнуть наш истребитель-перехватчик над нашей территорией…
– А именно? – поднял голову Функ.
– Пропустить наш бомбардировщик впереди себя для того, чтобы бить его в хвост, и в течение, конечно, не одной секунды. Размер неприятельской территории дает вражескому истребителю возможность сбить наш реактивный атомный рейдер. Как видите, секунды и километры в новой войне будут взаимно связаны.
Еще больше эта связь скажется в действии управляемых реактивных снарядов, которые предназначены для стрельбы по самолетам. Я не сомневаюсь, что наш возможный противник на Востоке прикроет свои большие города, жизненные центры, важные объекты управляемыми снарядами класса «земля – воздух», наподобие американских снарядов «Найк». В случае, если нашему бомбардировщику удастся ускользнуть от истребителя, он все равно попадет затем в зону действия управляемых снарядов, летящих со скоростью более трех тысяч километров в час. На подготовку и запуск такого снаряда личному составу потребуется с момента оповещения пять минут. Для успешного перехвата самолет противника должен быть обнаружен на расстоянии не менее трехсот восьмидесяти километров. На равнинах Востока легко оперировать подобными расстояниями – они не опоздают: не один, так другой управляемый снаряд попадет в цель и собьет наш атомный рейдер. Фактор территории и в данном случае против нас, но это почему-то совершенно не учитывается в наших штабах.
И, наконец, последнее. Никто из присутствующих здесь не говорил почему-то о совершенно новом факторе военного значения… Я имею в виду советскую межконтинентальную ракету.
Келли резко прервал:
– Никакой межконтинентальной ракеты у русских нет и не предвидится. Все это блеф, большевистские выдумки.
Шулленбург с презрением посмотрел на американца.
– Вы отлично знаете, – холодно сказал он, – что, к сожалению, у Советского Союза межконтинентальная баллистическая ракета имеется. А что это значит? Это значит, что если вы все-таки решите внезапно напасть на Советы и пошлете на Восток реактивные бомбардировщики дальнего действия, то произойдет катастрофа… Еще до того, как масса ваших бомбардировщиков
Гаррис желчно бросил:
– Своим враньем насчет несуществующей межконтинентальной баллистической ракеты русские окончательно запугали вас, генерал Шулленбург.
Наступило тяжелое молчание, которое нарушил Шпейдель.
– Разрешите понять ваше выступление по проблемам атомной войны как ответ на сделанное предложение? – обратился он к Шулленбургу.
Шулленбург утвердительно кивнул.
– Но какие же выводы вы делаете? – враждебно спросил Функ.
– Я вижу один выход из положения, господа, – не стремиться к новой войне. Если вы начнете войну, вы проиграете ее. Не забудьте, я резко критиковал тактику только воздушной атомной войны именно потому, что никакой другой, при которой можно было бы рассчитывать на успех, вообще быть не может: народы Европы не хотят войны, она не нужна им. Вместо взаимного атомного истребления они хотят жить в дружбе с Востоком, проникаются все большим доверием к Советскому Союзу. И если мы с вами, господин Функ, будем идти и дальше этим же путем, мы скоро останемся в одиночестве. Я ничего не имею против американцев, я за дружбу с ними, но за такую дружбу, которая не угрожает гибелью немецкой нации. Мы, немцы, должны проводить свою национальную политику, а она, генерал Келли, не идентична вашей. Мы не должны довести дело до того, чтобы Германия была превращена в поле боя, чтобы на нас тут падали атомные бомбы, чтобы страна была превращена в выжженную землю. Я за то, чтобы мы, немцы, сели за стол и договорились между собой о воссоединении нашей страны мирным путем. Если мы хотим остаться в живых, мы не должны, мы не можем воевать, господа! Новая война была бы безумием! Я считал своим долгом предупредить вас.
Шулленбург холодно поклонился и, провожаемый тяжелым молчанием, покинул штаб генерала Келли.
Глава восемнадцатая
В блиндаже тихо. Ученые замерли, не отрывая взоров от стереотруб и телескопов.
Чудовищной силы грохот двигателей, приглушенный расстоянием и грунтом, донесся до слуха людей. Как будто десятки молний ударили в землю – в блеске огня мелькнул металлический переплет пусковой башни, и гигантская составная ракета стала подниматься в бездонно-глубокое ночное небо.
Ракета поднималась вертикально, казалось, как раз над блиндажом, в котором собрались ученые. Из сопла било ослепительно-белое пламя. Огненный хвост ракеты с каждой секундой становился все меньше.
Все шло так, как и ожидалось, и все же профессор Ясный волновался… Прошло несколько минут, показавшихся вечностью, и наконец Александр Иванович отчетливо увидел в телескоп, как отделилась первая ракета-носитель.
Оператор, сидевший у специального пульта, сообщил:
– Первая отработала.
Ясный продолжал вести наблюдения… Вот отделилась вторая ступень ракеты и наконец третья – последняя ракета-носитель, разогнанная до космической скорости, с вертикального полета перешла на горизонтальный – теперь она летела с невиданной скоростью – восемь километров в секунду!
Вот отделился защитный конус, и почти в то же мгновенье на темном бархате неба блеснула новая звезда.
Свершилось! Со скоростью почти двадцать девять тысяч километров в час над планетой летел сделанный руками советских людей первый искусственный спутник Земли.
У приборов разговаривали:
– Угол наклона к плоскости экватора?
– Шестьдесят пять градусов. Спутник выведен на орбиту.
Теперь спутник летел на высоте почти тысячи километров. Ясный встал и, пошатываясь от усталости, вышел на воздух. Ночь была полна покоя и осенней свежести. С полей ветер нес горьковатый запах полыни. Огненного следа новой звезды на небе уже не было видно, спутник находился теперь далеко отсюда, он летел сейчас над иными странами, над другими материками.