Атомная крепость
Шрифт:
– Вы понимаете, как я сейчас поступлю с вами? – спросил он со страшной злобой и взялся за створку закрытого окна.
– Да, конечно, – подчеркнуто учтиво ответила она. – Вы намерены сообщить вашему шоферу-коммунисту о том, что женщина, с которой вы связаны, оказалась шпионкой, агентом иностранной разведки? Уверяю вас, Михаил Борисович, чистосердечного признания будет совершенно достаточно.
– Достаточно для чего?
– Для того, чтобы карьера ваша кончилась – как это по-русски? – раз и навсегда.
– Подумайте
– Что же вы не зовете вашего шофера? – она явно издевалась над ним. – Вот что, господин Рахитов, пора кончать эту комедию. Никто вам не поверит, что вы не знали, кто я на самом деле. Ваши расписки на весьма значительную сумму – у нас. Спрашивается, за что же мы платим вам ценными вещами, бриллиантами?
– Шантаж! Провокация! – Рахитов заметался по комнате.
– Не шумите! – строго сказала она. – Мне поручено сказать вам, что справка по сугубо секретному вопросу, которую вы нам передали, оценена высоко самим мистером Харвудом.
– Ананий Федорович… – почти прошептал Рахитов, теряя голову от ужаса.
Она иронически рассмеялась.
– Не валяйте дурака, господин Рахитов. Вы отлично знали, для кого готовили справку. Ананий Федорович – ф-фу!.. Нет и не было никакого Анания Федоровича, он миф, придуманный вами. Может, вы вспомнили о его портрете, что висел на стене в гостиной? Разве вы не знаете, что любой портрет можно сделать со старого негатива? Мне так хотелось доставить вам приятное, вот я и заказала портрет вашего покровителя.
Он продолжал шептать сквозь стиснутые зубы:
– Знаете, как я с вами поступлю… что я с вами сейчас сделаю?
– Ровным счетом ничего, – сухо заметила она. – И давайте перестанем об этом болтать. Если вы вздумаете поднимать шум, то мы немедленно разоблачим вас: копии ваших расписок и секретной справки будут переданы в Комитет государственной безопасности. Вы сейчас соображаете, как бы выдать меня, не так ли? Но ведь вы тоже шпион. Могу сообщить вам вашу кличку – «Серый».
Он посмотрел на нее страшными глазами.
– Я убью вас!
Она спокойно произнесла:
– Но ведь это ничего не изменило бы – документы оказались бы в КГБ, и с вами все равно было бы покончено. Спокойно, спокойно – может ведь быть и другая развязка?
– Какая?
– Я сама пристрелю вас и объясню такой мой поступок необходимостью самозащиты. Должна же я защищать свою женскую честь, не так ли?
С губ Рахитова сорвалось проклятье.
– Что вы от меня хотите?
Она положила перед ним листок бумаги – это было обязательство работать на разведку Аллена Харвуда:
– Подпишите.
– Н-нет… – он забился в кресле и закрыл глаза.
– Тогда уходите отсюда, сейчас же уходите! – прошептала она. – Серый, я знала, что вы большой подлец, но
Рахитов в исступлении тряс головой отрицательно:
– Нет… Нет!
Ирэн Грант брезгливо сморщилась и рывком открыла дверь комнаты.
– Прощайте.
Он продолжал сидеть в кресле. Уйти? Куда? Ведь тогда жизнь для него кончится! Возможно, ему поверят отчасти, возможно, его и не посадят в тюрьму, но позор, невыносимый позор падет на его голову, – его выгонят с должности, у него отнимут высокий оклад, кабинет, автомобиль, отнимут ту жизнь, к которой он так привык и без которой уже не мыслил своего дальнейшего существования.
Женщина торопила:
– Уходите, у меня нет больше времени.
Дрожащей рукой Рахитов вывел на документе свою подпись.
Ирэн Грант положила документ в ящик стола.
– Вам нельзя показываться вашему шоферу в таком виде, – сказала она. – Выпейте.
С трудом понимая, что он делает, бледный от невыносимого страха, он залпом проглотил стакан водки.
– Помните – только одна услуга, – затравленно прохрипел он.
– Не беспокойтесь, мы оставим вас в покое. Итак, дня через два-три к вам явится человек. О, можете не волноваться – документы у него в полном порядке. Его фамилия Егоров, Борис Львович. Егоров от меня. Вы приютите его на время, только и всего.
– Хорошо, – Рахитов с облегчением вздохнул. – Я могу идти?
– Да, идите.
В дверях он на минуту задержался, с глубокой обидой шепнул:
– Вы жестоки со мной… Никогда за всю мою жизнь я ни с кем так бессердечно не поступал. Я всегда жалел человека.
– Да? – Она насмешливо вздернула брови. – А Прокудин?
Значит, и Прокудин – иностранный агент? Рахитов даже просиял при такой мысли. Ирэн Грант сказала:
– Вы ошибаетесь, Прокудин не наш человек. – В ее голосе была убедительная искренность, но ему так хотелось, чтобы сейчас она сказала неправду. Она, должно быть, поняла это.
– Если бы Прокудин был нашим агентом – я не назвала бы вам его имени, разве вы не понимаете таких простых вещей, Серый?
Он шел к машине скрипя зубами: значит, Васька Прокудин ходит в чистеньких! В то время как он сам…
– Едем! – буркнул Рахитов, открывая дверцу и залезая, против обыкновения, на заднее место – обычно он садился рядом с водителем.
Шофер включил скорость. Рахитов вдруг почувствовал, что его лихорадит, временами ему казалось, что он вот-вот потеряет сознание – взять себя в руки ему никак не удавалось, и это его еще больше пугало.