Атомная крепость
Шрифт:
– Что? – Функ в бешенстве сжал кулаки. – Вы же докладывали… Там, в Норвегии…
– Я был абсолютно уверен в гибели инженера Можайцева, но он…
– Уцелел! Что он делает в Париже?
Гюнтер Курц пожал плечами.
– За ним установлена слежка?
– Не успели, он исчез.
– Вы осел, оберст Курц, – Функ перестал сдерживаться, он задыхался от ярости. – Если Можайцев жив и не сбежал в Советский Союз, это может означать лишь одно – он ищет подходы к моему вольфшанце, – ведь он же отлично понимает, что мы овладели документацией о его установках не для того, чтобы терять зря время, знает, что Шольц работает на меня. Разве вы сами не в состоянии
– Будет исполнено, экселенц. – Курц почти бегом покинул кабинет Карла Функа.
– Жив! Это какое-то наваждение, – прошептал Функ, опускаясь в кресло и вытирая со лба холодный пот, – наверное, совсем некстати он вспомнил об угрозе Можайцева разделаться с ним. Они с Курцем посмеялись тогда над этой угрозой человека, которого считали уничтоженным, но теперь Функу сделалось не по себе, – что-то странное, необъяснимое чудилось ему в Можайцеве. Функ закрыл глаза, постарался сосредоточиться – к чему должен стремиться Можайцев, сумев обвести вокруг пальца Гюнтера Курца и незаметно пробраться во Францию? Безусловно, к тому, чтобы любой ценой сорвать работу Шольца над его установками, использование им, Карлом Функом, его изобретения. А раз так, то, естественно, он будет разыскивать место, где эти установки монтируются – вольфшанце Функа. Постарается проникнуть в это место. Надо сделать так, чтобы Можайцев пришел туда, но не смог уйти оттуда, и тогда можно будет заставить его приняться за работу, взяться за которую добровольно он отказался.
Потирая руки, Функ встал и подошел к карте на стене, разыскивая глазами пункт, в котором он спрятал свое «волчье логово», вольфшанце, – он взял это наименование у покойного «фюрера», оно всегда нравилось ему.
Глава третья
Август в Москве стоял дождливый, только что прошумел очередной, наверное десятый в тот день, ливень. Полковник Соколов сидел за столом. Оторвавшись на минутку от дел, полковник подумал, как должно быть сейчас хорошо за городом, в мягкой зелени подмосковных лесов, и с сожалением вспомнил, что так за все лето и не сумел совершить сколько-нибудь основательную вылазку с ружьишком или с рыболовными снастями, с ночевкой на берегу речки, с костром, над которым в казане варится незатейливая рыбацкая уха, с занятными охотничьими историями под ночные шорохи леса…
Размышления прервал звонок телефона. Говорил инженер Ландышев.
– Иван Иванович? Необходимо повидать вас… Очень нужно. Я бы сам к вам приехал, да мне сейчас отлучиться с работы нельзя, вы же знаете. – В голосе Ландышева полковник заметил непривычное волнение.
– Что-нибудь взять с собой? – осведомился Соколов.
– Нет, нет, ничего не надо. Но вопрос и важный и срочный. Приезжайте. Жду вас сегодня же. – Ландышев положил трубку на рычаг.
Сегодня же! Легко сказать! Полковник позвонил Тарханову; сообщил жене, чтобы не ждала к ужину, и вышел на улицу…
Ландышева он нашел в одном из цехов. Они вместе прошли в административное здание, поднялись в кабинет главного инженера. Через окна-стены отсюда были видны цехи, полигоны, массивы елей на далеких увалах.
– Как дела? – вежливо поинтересовался Соколов, хотя он видел, что Ландышев чем-то взволнован.
– Сборка отдельных агрегатов идет нормально. Сроки выдерживаем, думаю, результат не за горами, но дела еще очень и очень много.
Соколов отлично понимал, что именно имел в виду инженер Ландышев, говоря о конечном
Попросив полковника извинить его, Ландышев подошел к селектору, вызвал своих помощников и отдал им не терпящие отлагательства распоряжения.
– Ну, а теперь о деле, ради которого я попросил вас приехать ко мне, – обратился инженер к Соколову. Он минуту помолчал, бросил на собеседника испытующий взгляд, неожиданно спросил: – Вам знакомо имя инженера Можайцева?
– Можайцева? – у Соколова поползли вверх густые брови. Он вспомнил все то, что ему говорил об этом человеке генерал Тарханов. Но откуда это имя стало известно Ландышеву?
– Да, да, инженера Вадима Николаевича Можайцева, – торопил Ландышев. – Вы что-нибудь знаете о нем?
– Очень немного. – Полковник кратко рассказал все, что ему было известно. – А в чем дело? Почему вы спросили меня о Можайцеве?
Ландышев некоторое время молчал, кажется, даже не слышал вопроса Соколова. Он сидел, сосредоточившись на какой-то своей мысли.
– Иван Иванович, – заговорил он наконец, – я к вам за советом… Дело в том, что мне необходимо на один-два дня вылететь за границу.
Полковник посмотрел на инженера: он отлично понимал, что такая поездка безусловно представляла собой определенные трудности – инженер Ландышев был слишком известен а задание правительства слишком ответственное…
Точно угадывая мысли полковника, Ландышев сказал:
– Я все понимаю, но ехать мне надо, и срочно, – Ландышев стремительно встал и заходил по кабинету. – Я должен ехать!
– Вы так и не объяснили мне, в чем все-таки дело и для чего вы хотите вылететь за границу? – мягко напомнил Соколов.
– Для встречи с Можайцевым, – Ландышев на мгновенье остановился перед полковником, и тот увидел, как лицо инженера неожиданно исказила внутренняя боль. – Видите ли, – продолжал инженер, – сегодня утром я получил от Можайцева письмо, вот оно, – он вынул из кармана и протянул полковнику листок бумаги, исписанный крупным, резко изломанным почерком. – Письмо из Парижа. Можайцев сообщает мне, что ему давно известно, над решением какой именно научной проблемы я работаю… и просит меня прибыть для встречи с ним в Берлин. Он пишет, что намерен предостеречь меня от опасности, которая грозит и лично мне, и моему делу, что это, по-видимому, единственная возможность помочь мне избежать опасности и срыва моей работы. Можайцев собирается посвятить себя какому-то делу, что не позволит уже ему не только лично встретиться с кем-либо, но и даже писать куда бы то ни было… Тут он что-то недоговаривает. Так вот, мне немножко известно, чему посвятил свою жизнь инженер Можайцев, и пройти мимо его предостережения, даже призыва – я не могу, не имею права, Иван Иванович.
Соколов читал письмо Можайцева, адресованное инженеру Ландышеву.
– Почему бы не послать для встречи с Можайцевым кого-нибудь из ваших помощников? – осторожно спросил он.
Лицо Ландышева побагровело.
– Я сам знаю, следует ли мне лететь самому или кого-то послать, – произнес он дрожащим голосом. – Я тщательно продумал и твердо решил – ехать нужно мне, только мне!
Полковник Соколов смолчал, – вспышки гнева у Ландышева обычно быстро проходили. И действительно, после короткой паузы тот снова обратился к нему, и на этот раз с задушевной мягкостью: