Атомные уходят по тревоге
Шрифт:
— Будет исполнено, сэр. — Флаг-офицер исчез, а сэр Уильям, закурив трубку, устроился здесь же, рядом с креслом шифровальщика.
— Ответ будет не ранее чем через полчаса, — осторожно предостерег матрос.
— Знаю. Выполняйте свои обязанности. Я подожду здесь.
Снова появился офицер.
— Эскорт тоже входил в контакт с подводной лодкой.
— Значит, мы не ошиблись.
— Да, сэр.
— И кого это черт носит здесь! — Скоро мы, видимо, узнаем…
— Отвечают, сэр! — Радист лихорадочно вытягивал перфоленту из радиотелеграфного аппарата.
— Есть! —
«Проявив» текст, тот недоуменно пожал плечами и протянул бланк командиру.
«В вашем районе, ни американских, ни союзных нам лодок нет. Соблюдайте осторожность. Ведите непрерывное наблюдение. Не исключена возможность появления лодок русских…»
— Этого еще не хватало! Вахтенный!
— Я, сэр.
— Усилить наблюдение. О каждом контакте с лодкой немедленно доносите…
В Форстере поднималось раздражение. Что-то явно дало трещину в стройном плане внезапного броска в Средиземное.
Когда авианосцы медленно прошли Гибралтар и появились на меридиане Александрии, Форстер увидел русскую эскадру.
Морская вежливость есть морская вежливость. Обменялись приветствиями. Потом с русского крейсера получили семафор:
«Сочувствуем жестокому шторму на широте…»
Авианосец не ответил. Над сэром Уильямом явно издевались. Это были как раз те широты, где осуществлялся «скрытый» — теперь уже неизвестно для кого — переход.
После доклада о семафоре русских в каюте стало тихо. Только шум волн, глухо ворочающихся за бортом авианосца, долетал через иллюминатор. Контр-адмирал Харди первым нарушил тягостное молчание:
— А что, если там, в Атлантике, все же были атомные лодки русских?
— Тогда, — Форстер щелкнул зажигалкой у трубки, — тогда слишком многое следует из этого печального факта, Харди. Тогда за нашу систему обнаружения лодок, стоившую нам, как ты знаешь, кругленькую сумму, исчисляемую миллиардами, я не дам и цента. Тогда, — Форстер подумал, — тогда наши авианосные соединения, чувствующие себя как дома и у берегов Штатов и в дальних морях, больше не в безопасности. Тогда все эти «секретнейшие» операции, которыми мы с тобой часто занимаемся, не более как секрет Полишинеля. Тогда деятелей нашей разведки, морочившей нам мозги и утверждавшей, что до тысяча девятьсот шестидесятого года у русских атомных лодок не появится, следует отправить подстригать газоны у Белого дома. Ибо грош им цена. Тогда…
— Пожалуй, и этого хватит, сэр.
— Сейчас, может быть, и хватит. Но мир так чертовски устроен, что все составные в его формуле взаимосвязаны. В том числе и в нашей морской стратегии. И кто знает, какая цепная реакция пойдет в будущем, если одно из этих составных изменилось не в нашу пользу. Вот в чем дело, Харди. И это, наверное, самое главное… Так что лучше сейчас давайте не думать об этом. Дай бог, чтобы акустикам все это померещилось…
Глава I
ПЕРВЕНЕЦ СХОДИТ СО СТАПЕЛЕЙ
Еще
Выход лодки не был бог весть каким событием в их жизни, и Анатолий Иванович с недоумением размышлял: с чего это понаехало вдруг начальство и по какому поводу устраивается ему сия непонятная встреча.
Отвлекшись, он чуть было не упустил мгновение, когда нужно было отдать команду, и мысленно выругал себя. Не хватало еще опозориться при элементарной швартовке. «Нечего сказать — опытный подводник. Шляпа!»
Резче, чем обычно, вырвалось у него:
— Левый — малый вперед. Правый — средний назад.
Нос лодки начал заваливаться, и, когда корпус ее лег почти параллельно пирсу, до которого оставались считанные метры, Сорокин облегченно выдохнул:
— Стоп моторы!
По инерции субмарина прошла оставшееся расстояние, и дерево причала глухо скрипнуло от мягко тронувшей его многотонной громады.
— Подать швартовы!
Команды сработали молниеносно, и Сорокин не без доли самодовольства подумал, что его ребята не лыком шиты и флотский шик, как к нему ни относись, вновь продемонстрирован подводниками изящно и убедительно.
Одернув синюю рабочую куртку и поправив пилотку, Сорокин шагнул навстречу и только тогда по нахмуренному лицу адмирала заметил, что тот не в духе.
— Докладываю… — Он перечислял квадраты и корабли, встреченные в море, а сам озабоченно думал, что, собственно, произошло и отчего командир соединения пребывает сегодня в столь сумрачном состоянии.
Когда была произнесена последняя положенная по уставу фраза — «Командир лодки капитан второго ранга Сорокин», — адмирал обнял его. У них давно уже не было строго официальных отношений — пятнадцать лет совместной службы на разных флотах что-нибудь да значат!
Взяв Сорокина под руку, адмирал отвел его в сторону.
— Ты что-нибудь писал в Москву?
— Нет, — удивился Сорокин, — а что?
— Серьезно?
— Конечно. Разве в таких делах шутят.
— Тебе послезавтра нужно быть у главкома. Вызов срочный… Я пытался выяснить для чего. Не говорят. Спрашивал, какой материал подготовить для доклада. Отвечают: не надо ничего…
— Странный вызов.
— Вот и я думаю, что странный… Ломал-ломал голову, но ничего не придумал.
— Может быть, недовольны в Москве чем? — высказал предположение Сорокин.
— Но чем? Грехов за тобой особых вроде бы не числится… А у соединения?.. Тогда вызвали бы меня, а не тебя… Ладно, что мы тут гадаем — через день все узнаем.
— Когда вылетать?
— В шестнадцать ноль-ноль. Билет тебе уже взят. Возьмешь у моего адъютанта. Из Москвы позвони. А сейчас — действуй.
Они попрощались, и Сорокин направился было к трапу, чтобы отдать на лодке распоряжения старпому, когда адмирал окликнул его.
— Чуть было не забыл. Позвони обязательно Лене. Она тебя уже дважды вызывала… Ну, на всякий случай, ни пуха тебе, ни пера!