Атомный экспресс
Шрифт:
– Так это в Туркмении? И ты собираешься туда ехать?
Вместо того чтобы ответить «да» или «нет», я стал возмущаться, словно передо мной стоял Влад:
– Я должен бросать все свои дела, приостановить ремонт и мчаться черт знает куда, чтобы принять участие в его глупой коммерции! А он даже не удосужился спросить, могу ли я сейчас поехать в этот дурацкий Небит-Даг. Ты когда-нибудь видела большего наглеца, чем Влад? Пуп земли! Нет на свете более важных проблем, чем те, которые решает Влад Уваров!
Мне показалось, что Анна смотрит на меня с иронией.
– Кажется, ты очень хочешь,
– Зачем меня отговаривать? – пожал я плечами. – Я и так знаю, что ехать туда – верх глупости.
Анна усмехнулась. Она слишком хорошо меня знала.
– Значит, ты не поедешь? – вкрадчиво полюбопытствовала она.
– Я?
Мы смотрели друг на друга. Глаза Анны переполняла ирония. За что я любил эту женщину, так за то, что она никогда не пыталась переделать мою сущность. С ней я всегда оставался самим собой.
– Ладно, – пощадила она мое самолюбие. – Не мучайся. Помочь другу – не самый бесполезный поступок. Поезжай за билетом.
Я растерянно мял в руке тюбик с кремом.
– А как же ты, Анна? Тебе будет скучно.
Мне нужна была индульгенция. Анна выдала ее мне, не задумываясь.
– Ничего страшного, – сказала она. – Не думаю, что это надолго. Купите две тонны дынь, привезете их в Судак, и они к тому времени сгниют окончательно. Влад тот человек, который учится только на собственных ошибках. Не будем ему мешать.
Я пробежал взглядом по комнате. Незастеленная кровать, стеллажи с книгами, стол, заваленный чертежами, договорами и прайсами ремонтно-строительных фирм, и на этом фоне – прекрасные, грустные глаза Анны.
Какая тут личная жизнь, если я готов по первому же свистку оставить дом и любимую женщину, чтобы с головой кинуться в сомнительную авантюру, подумал я и вздохнул, словно хотел сказать Анне: есть вещи, перед которыми я бессилен. Например, сам я.
– Может быть, мне все-таки не ехать? – почти без всякой надежды спросил я, чувствуя, что Анна еще может меня остановить.
– У тебя мало времени, – ответила она. – Авиакассы закрываются в шесть.
Что такое юг Туркмении в середине лета, я представлял себе достаточно отчетливо. По климатическим особенностям этот район мало чем отличался от севера Афганистана, где я когда-то оттарабанил два года. Романтики в тех краях мало: совершенно безумное солнце, температура воздуха – под полтинник в тени, мелкая, как пудра, пыль под ногами, засохшие колючки и малорослые деревья. Если к этому добавить хронический дефицит воды да абсолютное отсутствие красивых женщин, то станет понятно, почему перспектива оказаться там даже на несколько дней вызывала у меня такое уныние.
Анна, наблюдая за моими сборами, не смогла отказать себе в удовольствии повеселиться. По ее мнению, я должен был одеться непременно, как английский колонизатор – в белые шорты, рубашку с короткими рукавами, на шею повязать платок, а на голову водрузить пробковый шлем. Влада она почему-то называла великим комбинатором, а меня, вопреки логике, крокодилом Данди, а нас обоих – концессионерами. Словом, мои сборы и отъезд стали для Анны отличным поводом лишний раз посмеяться. Да я и сам не мог вопринимать всю эту суету
Она поехала со мной до симферопольского аэропорта и, дабы не оставлять машину на несколько дней на стоянке, на ней же вернулась обратно в Судак. Я пообещал позвонить ей сразу же, как встречусь с Владом и мне станет известно, что он затеял.
Ночным рейсом я вылетел в Ашхабад.
Глава 2
Мое путешествие по знойной стране было увлекательным и поучительным. В аэропорту прибытия я в числе первых и очень быстро прошел таможню, и не потому, что торопился и лез по головам, а потому, что у меня с собой вдруг не стало никаких вещей, кроме денег и документов. В секции выдачи багажа круговой эскалатор вывез мне мою сумку с распоротым боком. В ней уже не было ничего, даже нательного белья. Теплая одежда на случай холодов, бритва, продукты, бутылка отличного коньяка исчезли бесследно. Когда я попытался вежливо высказать претензии администратору аэровокзала, полная женщина в форменной рубашке сделала вид, что не понимает по-русски. Обращение к ней по-английски также не возымело действия.
Пыльный, выгоревший от солнца город встретил меня бастионом из видавших виды легковых машин, полукольцом окруживших площадь. Толпа водителей в тюбетейках, звеня ключами, как стадо колокольчиками, кинулась на меня. Каждый предлагал прокатиться с ветерком, и у каждого ветерок, естественно, был сильнее и прохладнее. Вся эта привокзальная суета была мне хорошо знакома по Симферополю в сезон, и я, не сопротивляясь страстному желанию ашхабадских водил заработать, покорно сел в ближайший «Москвич».
Вокзал представлял собой еще более колоритное зрелище. Сочетание азиатского средневековья и цивилизации конца двадцатого века было гармоничным и взаимовежливым. Древний дед в стеганом халате, в чалме, с черным от солнца лицом, обросшим редкой белой бороденкой, сидел перед игровым автоматом и азартно сражался в «блэк джек», а его неимоверно грязное потомство в виде малолетних детей, одетых в тряпье, кидалось к солидным мужчинам за милостыней. Электронное табло, на котором должен был отображаться график движения поездов, видимо из-за особенностей климата, не работало, и его жидко-кристаллический экран был неряшливо заклеен рваными бумажками. Толпа мешков, под которыми с трудом угадывались люди, закрывала этот единственный источник информации, и мне бы пришлось очень долго выяснять время отправления поезда на Небит-Даг, если бы не вовремя проснувшийся инстинкт самосохранения.
Я уже находился на грани теплового удара, как вовремя вспомнил про волшебную силу денег и, щадя нервы и остатки влаги в стремительно высыхающем мозгу, стал щедро раздавать людям в железнодорожной форме доллары. За каких-то пятнадцать минут мне нашли место в комнате для особо почетных хлопкоробов, где работал кондиционер и не было пыли, принесли билет в плацкартный вагон да сервировали столик тарелками с пловом, сырыми овощами и бутылками с ледяным баварским пивом.
Утолив голод и жажду, я стал относиться к некоторым трудностям и особенностям окружающей меня действительности философски.