Атомный поезд. Том 2
Шрифт:
Группировка Исы Хархоева давно состояла на учете в РУБОПе, как и десятки ей подобных, и это была одна из отличительных черт новейшей криминальной истории. В старые времена установленная банда немедленно уничтожалась отрядами ЧОНа [5] , специальными группами НКВД или летучими бригадами ОББ [6] , а оставшиеся в живых бандиты в течение суток приговаривались к высшей мере социальной защиты Коллегиями ВЧК, Особыми совещаниями, «тройками» либо другими органами внесудебной репрессии. Что интересно: когда наступил разгул демократии и поголовной заботы
5
ЧОН – части особого назначения, осуществляющие борьбу с бандитизмом в 20-е годы.
6
ОББ – отделы борьбы с бандитизмом, созданные после Великой Отечественной войны и выполнившие свою задачу в начале пятидесятых годов.
Но колесо истории со скрипом провернулось в очередной раз, и быстрота с решительностью оказались невостребованными: теперь на учетах состоят десятки и сотни оргпреступных групп, которым от этого состояния и не холодно, и не жарко. Потому что борьба с ними, в основном, свелась к контролю за преступной деятельностью и документированию преступных действий. На этом воздействие «органов» на группировщиков заканчивается под благовидными предлогами несовершенства законодательства, недостаточности доказательственной базы и отсутствия института защиты свидетелей. Если отбросить благовидные предлоги, которыми хорошо морочить голову журналистам и ничего не понимающим в этом деле гражданам, то причиной подобного благодушия является отсутствие государственной воли и соответствующего приказа.
В отношении Хархоевых такой приказ поступил, и участь группировки была предрешена.
Ранним утром бронированную дверь в квартиру Исы Хархоева вышибло направленным взрывом, в клубах дыма и пыли ворвались внутрь молчаливые люди в масках, пятнистых комбинезонах и с автоматами в руках. Через минуту и сам Иса, и два его телохранителя с отбитыми печенью и почками лежали на паркетном полу в наручниках, думали о вечном и мечтали уже не о «Лексусах» или «Мерседесах», а о медицинской помощи. И спешно одевающиеся красавицы их совершенно не интересовали. Невесть откуда взявшийся оператор фиксировал на пленку автоматы «Скорпион», «Узи» и с десяток гранат «Ф-1».
Вторая бригада СОБРа ворвалась в офис фирмы, вытащила из шикарной гостевой комнаты Магомеда Тепкоева с загипсованной ногой, а из-под его подушки пистолет Стечкина. Абу Хамзатов выпрыгнул в окно и попытался отстреливаться, но СОБР в таких случаях действует очень последовательно и точно: короткая очередь прошила боевику грудную клетку.
Мусы Хархоева дома не оказалось, он ночевал у одной из своих многочисленных знакомых, поэтому в квартире оставили засаду и взяли его, когда он в разомлевшем состоянии заехал переодеться.
Всех задержанных арестовали, и даже самый гуманный в мире суд этому не противился. Молчали правозащитники, не проявляли активности журналисты. Уже через полтора месяца начались суды: сначала по очевидным эпизодам – незаконное хранение оружия, вымогательство, уклонение от уплаты налогов… Затем начался спрос за более тайные дела: организованную преступную деятельность, терроризм, убийства. Назначенные ранее сроки наказания увеличивались и постепенно добрались до восемнадцати – двадцати пяти лет. Группировка Хархоевых перестала существовать.
Карающий меч закона, прозрев, пытался добраться и до Сурена Бабияна. Но он, то ли почуяв
То, что произошло с Хархоевыми и Бабияном, очень поучительно для других. Ибо мораль проста: в России можно делать практически все, что угодно – воровать, грабить, рэкетировать и даже убивать. Но Боже вас упаси связаться со шпионом и диверсантом! Тогда ничто не спасет вас от справедливой кары. Правда, возможно, через несколько лет и это перестанет считаться смертным грехом.
Второй звонок последовал, когда Мачо ехал в переполненном и душном вагоне пассажирского поезда «Тиходонск – Ахтырск».
– Ну что? – послышался в трубке голос ожившего мертвеца. – Где ты находишься?
Мачо пришлось рассказать все подробно: название и номер поезда, вагон и даже номер места. Он ждал, что Салим скажет, что ему делать, но опять никаких инструкций не получил. С телефоном управляться было трудно: приходилось действовать одной левой рукой, потому что правая была в гипсе. Увечный человек вызывает сочувствие и не представляет опасности.
Положив трубку на столик, он набрал несколько цифр. «Близнецы» ехали в том же поезде – Владислав в следующем вагоне, а Анатолий – в предыдущем. Еще несколько человек рассредоточились по всему составу.
– Отзвонился, расспросил о местонахождении, но ничего не сказал, – коротко доложил он.
– Хорошо, будем ждать, – ответил Влад.
Дело клонилось к вечеру, сквозь пыльные стекла красное заходящее солнце последними яркими лучами просвечивало вагон насквозь. Поезд местного сообщения состоял только из плацкартных вагонов. В отличие от фешенебельного снобизма «спальных» или респектабельной чопорности купейных, здесь текла истинно народная дорожная жизнь: похожие друг на друга голые по пояс мужчины в растянутых трениках играли в карты, потягивали пиво, кто-то пил и более крепкие напитки, причем практически не закусывая. Женщины тоже были похожи: линялыми халатами и простецкими прическами. Они азартно «чесали языки» и воспитывали детишек, которые норовили влезть куда не надо, тем более что поезд предоставлял много подобных возможностей. Люди расхаживали по вагону, быстро знакомились, просили закурить и угощали куревом, одалживали друг у друга то нож, то открывалку для консервов, заводили доверительные разговоры и изливали друг другу душу.
Соседи Мачо – супруги средних лет, накрыв столик газетой, принялись выкладывать картошку в мундире, вареные яйца, хлеб и сало, соленые огурцы, зеленый лук… Он сглотнул слюну: даже в самой лучшей тюрьме кухня не отличается разнообразием.
– Покушайте с нами, молодой человек, – грузная тетка с добродушным лицом сделала радушный жест рукой, а ее супруг с висячими седыми усами заговорщически подмигнул и достал бутылку с мутноватой жидкостью. Мачо понял, что это самогон, про который он много слышал, но который никогда не пробовал.
Тетка улыбалась, показывая железные зубы.
– Я же вижу, что проголодался!
– Спасибо, я действительно хочу есть, – кивнул Мачо и левой рукой взял картофелину. Чистить одной рукой было неудобно и он откусил вместе с кожурой.
Все происходящее вокруг напоминало ему Африку. Первобытная откровенность отношений была лишена условностей, которые и составляют оболочку цивилизованности. Здесь были разрушены перегородки между людьми, они все делали на виду друг у друга. Народ открывался с неизвестной стороны: причуды характеров, неожиданные жесты, странные, не слышанные ранее слова… Он чувствовал себя этнографом, погружающимся в экзотическую среду, как исследовательский батискаф опускается в царство вечной ночи.