Атради
Шрифт:
— Он молчит, но я вижу, что ему нелегко принять всё таким. Ади старается, помогает, подбадривает, но в глубине души уже винит меня. Из-за Миры. Он… — она осеклась. Отвела глаза, почти шепотом продолжила: — Ади её чувствует. Единственный из нас, у кого ещё получается. У Миры проблемы. Она застряла, не может выбраться. Только… — Таль встретилась с Роми взглядом, тихо попросила: — Не говори пока ничего Ллэру. Ещё ведь есть время.
— Я не враг нам всем, — хмыкнула Роми. — Хотя в какой-то степени это и хорошие новости. Проблемы или нет, но Мира жива. А сейчас одного этого могло бы хватить, чтобы Ллэр, наконец, перестал валять дурака.
Она вдруг подумала, что за всё это время так ни разу и не разговаривала с Аданом наедине. Не отдавала себе отчёт, но,
— Я уже не знаю, какие новости хорошие, а какие — наоборот, — вздохнула Таль. — Никогда не думала, что всё обернётся вот так.
— Как ты там сказала, я вмешалась и всё испортила? — Роми усмехнулась. — Чем сложнее план, тем неожиданнее может оказаться результат. Мне иногда кажется, что ни один из моих планов не завершился ощущением, что всё так, как я думала. Может, мы постоянно не то планируем?..
— Может быть, но я не об этом, — Таль едва заметно улыбнулась. Пожала плечами. — Мой план не был сложным, и я в определённой степени предполагала, что что-то пойдёт не так, как задумано, но такого… — она обвела глазами тёмное, усыпанное сверкающими звёздами небо. — Я уже говорила, что не собиралась ничего глобально менять. Тем более признаваться вам. Мире — особенно. Но она поразила меня. Её реакция на происходящее, связь с Ади, готовность жертвовать собой… Всё это что-то сделало со мной, заставило переосмыслить, передумать, решиться. И вот теперь я по уши в этом дерьме. Помогаю атради, спасаю тех, кого ещё можно спасти. А собственную дочь, из-за которой всё затеяла, зачем-то отправила на верную смерть, подсказала, как. Ведь могла промолчать. Могла же? Могла. И должна была. Ведь никто из ва… них этого не оценит. Ты сама видела их реакцию. И это они ещё всей правды не знают. А представь, что будет, если узнают? Захотят оторвать мне голову и будут правы. Или Миру четвертуют. Но почему-то осознавая это, я не смогла промолчать. Или хотя бы соврать ей, что способа помочь тем, кто в Тмиоре, нет, — Таль со вздохом опустила подбородок на согнутые колени, обхватила ноги руками, скрестив пальцы в замок. — Как раз это Ади и не понимает. Да я и сама не понимаю.
Роми хотела сказать, что Таль не могла бы поступить иначе. При любом раскладе. Изменила её Мира или она всегда была такой где-то глубоко в душе — неважно. Оценят или нет — тоже. Не ради награды и признания это делается. Человек, который бы мог наплевать, забыть, соврать, промолчать в последний момент или сразу, скорее всего, не стал бы изначально ничего затевать. Пытаться спасти… И дело не только в том, что Мира винила себя во всём, что происходило сейчас в Тмиоре. Они все о себе частенько последнее время думали хуже, чем оно было на самом деле.
— Ты не смолчала не потому, что мои сородичи заслуживают спасения настолько, что мы должны положить свои жизни в борьбе за это. Ей слишком важно помочь им. Тебе слишком сложно обмануть её. Независимо от того, что ты думала раньше. Верно?
— Наверное, — не очень уверенно согласилась Таль. — Я вообще-то не склонна винить прошлое. Что было, как, почему… На все свои причины. И это только кажется, что будь у нас возможность вернуться, мы поступили бы по-другому. На самом деле сделали бы всё точно так же, повторили бы все ошибки. Так же бы заблуждались. Исправлять что-то если и возможно, то в настоящем, чтобы будущее стало другим. Я всегда в это верила, всегда так жила, а теперь… Я боюсь будущего. Меня пугает, что ожидает нас всех. Всё слишком непредсказуемо. И это, — она растерянно покачала головой, — совсем не так, как все мои даже самые смелые исследования и опыты. Не только потому, что не могу гарантировать успешный исход, а потому что понятия не имею, как это отразится на нас, на Эннере, на остальных Вселенных. Ведь последствия будут, обязательно.
— Тысячелетия назад мой народ перевернул с ног на голову всю энергетику миров. Теперь мы пытаемся вернуться к тому, как оно было до. Может, если заставить всех до единого атради обратиться в доа… Не дать возникнуть доани, чья энергия в своё время и нарушила баланс. Но мы ведь не
Таль ответила не сразу. Молчала несколько секунд, словно обдумывала то, что услышала. Потом открыла рот, явно собираясь что-то спросить, но в последний момент передумала. Нахмурилась.
— Не знаю, в чём для тебя заключается победа, но в этот раз вы умрёте и гораздо быстрее, чем может показаться. Смертная жизнь мимолетна и быстротечна. В ней полно сюрпризов, далеко не всегда приятных.
— Значит, так и будет, правда? За последние месяцы я столько раз почти умерла. А так до конца и не верю в собственную смертность.
— Такого почти больше не случится. В этом можешь не сомневаться. Вопрос, сколько каждый из вас сможет прожить. И он пока — открытый.
— И останется открытым, — кивнула Роми. — Совсем как люди.
— Не настолько безнадёжно, — Таль поднялась с песка. — Пойду… Попробую всё-таки уговорить Ллэра не тянуть.
Роми смотрела ей вслед, даже когда Таль скрылась из виду.
Она плохо выразилась. Не о той победе думала, не о том проигрыше говорила. Сколько лет впереди у них — неважно по сравнению с тем, что может случиться с Эннерой. Они не могут проиграть, не могут допустить смерти ещё одного мира. Хотя, возможно, единственный способ победить — если все до одного атради, доа и доани — исчезнут. И только тогда остальные менее энергетические миры вздохнут свободно. Смогут выбраться из своей Песочницы и совершать свои собственные ошибки, а не переживать последствия игрищ других.
Впрочем, исчезать прямо завтра не хотелось. Жизнь, какой бы короткой и непредсказуемой в дальнейшем ни была, оставалась предпочтительнее смерти. Только бы не идти по ней в одиночку.
Роми отвернулась.
В тот день она больше ни с кем не разговаривала. До самой ночи просидела на пляже, иногда слышала чьи-то шаги за спиной, но никто так и не приблизился, не заговорил. Был ли среди них Алэй — не знала, она больше не оборачивалась. Что-то вспоминала, что-то обещала себе забыть, мечтала, представляла, ругала себя за всё это, и если бы кто спросил — о чём думала, не смогла бы внятно ответить. Обо всём и ни о чём.
День расцвел, достиг пика, пошёл на убыль, небо снова постепенно темнело, потом солнце скрылось, уступило место луне. Огромной, фиолетовой. Знакомой. За тридцать тысяч лет Эннера изменилась. От яркого, красочного мира сохранились гигантский город и замок. Но луна все эти годы оставалась прежней и словно обещала своим заблудшим детям: только вернитесь и вы увидите, всё станет хорошо. Правильно. Вы никогда не должны были отсюда уходить.
Здесь, на песке, почему-то не болела голова, не тошнило, не ломили кости, как это было утром, в замке. При этом Роми казалось, что она физически чувствует: так же медленно, как ночь сменяет день, вытекает из неё энергия Тмиора. Капля за каплей уходит в песок. Навсегда.