Атрионка. Сердце хамелеона
Шрифт:
— Так, что тут у нас?
Я настолько ушла в себя, что даже не заметила, как Надежда возникла передо мной. И удивилась, ведь времени прошло совсем немного. Неужели она настолько быстро со своей работой справляется?
Ох, еще как быстро! Убедилась в этом немедленно, потому что, осмотрев меня с ног до головы, режиссер непререкаемо выдала:
— Огненный цветок. Подсветка снизу, нарастающая с градиентом, вспышка в конце.
— Принято, — отозвался едва слышный голос из приборчика, закрепленного у нее на виске. — Следующая. Леди Гарэтта. Выбрана композиция «Рауф».
В наушнике послышались звуки музыки,
Между тем подготовка продолжалась. Вернее, была близка к кульминации, потому что в зале наконец-то появилось жюри. Девушка сегодня сменила красное платье на не менее яркий бирюзовый костюм, а распущенные волосы собрала в высокую прическу. Мужчины решили имидж не менять, разве что шатен предпочел снять пиджак, подойдя к дивану. Бросив его на спинку, осмотрел конкурсанток и широко улыбнулся, почему-то задержав взгляд на мне. Лишь затем опустился на сиденье, вполоборота, определенно стараясь не выпускать меня из виду.
Блондин вел себя куда более нейтрально. Помог сесть девушке, отыскал глазами ведущую, пододвинул к себе маленький, парящий в воздухе голоэкран. Перебросил на него какую-то информацию и уткнулся в эти записи.
Чем же он так увлечен, выяснить я не могла. Поэтому, стараясь не замечать взглядов шатена, который без стеснения рассматривал не только меня, а поставил себе целью смутить всех, прислушивалась к болтовне Анжелики и Гарэтты.
— Я Милану Огровскую обожаю, она мой кумир!
— Да-да, так, как она, сыграть роль Дианы никто бы не смог…
Громкий шепот наверняка слышала и сама актриса. Да, она старалась не оборачиваться, но я видела растянутый в улыбке уголок рта. Внимание и комплименты ей определенно были приятны.
Милана вообще держалась неизменно позитивно, открыто и естественно, демонстрируя свои эмоции немедля. Кстати, оценивала выступления она тоже в лоб. Сначала красочно хвалила за удачные моменты, а потом с той же прямотой и честностью указывала на дефекты. В отличие от нее, ведущая на комплименты скупилась, зато даже к мелочам придиралась знатно. Мне было безумно жаль Гарэтту, стоящую в бледно-розовом воздушном одеянии на усыпанной белыми хлопьями сцене и вынужденную выслушивать замечания. А ведь пела девушка прекрасно! Нежно, чисто, трепетно. Той же Анжелике до нее далеко. Впрочем, критику Ринаты с лихвой компенсировала витиеватая похвала шатена. И короткое, но емкое «изумительно!» от блондина.
Я тоже хотела похвалить девушку, поддержать, когда вернется на место, но не успела. Наверняка противопоставляя нас, меня вызвали следующей. Почему так? Да потому, что контраст был налицо! Светлые, идеально гладкие волосы до плеч, длинное аккуратное платье, изящные туфельки — у Гарэтты. А у меня — темные как ночь локоны по пояс, желтый корсаж, ставший совсем ярким и броским из-за освещения, «рваная» юбка выше колен и босые ноги.
Ну да, я не придумала ничего лучше, чем выйти на сцену босиком. В любом случае это было правильнее. Я не хотела испортить невзрачной обувью сценический образ, которому Надежда так точно и удачно подобрала название!
К тому же музыкальная композиция, которую я для себя выбрала, была резкой и тревожной. Она напомнила сезон затмения на Атрионе, когда несозревшие, дикие дома, лишенные света Аш-Хори
Нет, я их не воспроизводила. Я пела, баюкая голосом ночную тьму, лаская мягкими переливами спинки домов, уговаривая стихнуть остывающий ветер. Спохватилась только тогда, когда вдруг осознала, что мелодия, наложившаяся на картинку, близится к завершению. Увлеченная воспоминаниями, совсем забыла о жюри и зрителях. Мне теперь не хватит времени, чтобы определить, чем именно в эмоциональном смысле дополнить звукоряд!
Торопливо посмотрела на судей — думала, как в прошлый раз, придется на них ориентироваться, зрителей же не видно. Однако ошиблась. Видимо, из-за иной подсветки как раз зал просматривался лучше всего. И первое, что я заметила, — непонятную сутолоку у входа. Словно кто-то пытается войти, а его не пускают.
Натиску охрана павильона уступила быстро: похоже, у нежданных гостей достаточно полномочий, чтобы целой толпой ввалиться прямо во время выступления. Ведь даже не стали ждать, пока я петь закончу.
— Прекратить! — громко выкрикнула появившаяся первой высокая худощавая террианка, затянутая в серый с белыми нашивками комбинезон.
Не дожидаясь, пока музыка смолкнет, она решительно спустилась по ступеням к подножию сцены, где сидело жюри. Следом за ней серыми тенями скользнули еще шесть девушек, нижняя часть лиц которых была закрыта не то щитками, не то плотной тканью. На возмущение и ропот сидящих в зале зрителей никто из них внимания не обращал. Они себя вели по-хозяйски. Так, словно им здесь все обязаны подчиняться.
— Вы что себе позволяете?! — гневно выдохнула Рината, медленно поднимаясь с дивана. — Немедленно покиньте павильон!
— С удовольствием это сделаю. Только вместе с одной из ваших участниц. Она должна пойти с нами. — Стальной взор впился в меня, не оставляя сомнений, о ком именно идет речь.
— Зачем? — невольно сорвалось с губ.
— У нас к вам есть несколько вопросов. Вы на них ответите и вернетесь.
Вопросы? Какие ко мне могут быть вопросы? Сначала я растерялась, а потом испугалась. «Какие»?! Да ко мне их действительно больше, чем ко всем террианкам вместе взятым!
Незнакомка, видя, что я не двигаюсь, начала терять терпение, потому и приказ прозвучал хлестко:
— Спускайтесь, Флориана! Не заставляйте нас применять силу!
— На каком основании вы ее забираете?
Мужской голос, уверенный, спокойный, прозвучал так неожиданно, что две девушки-военные, уже шагнувшие к сцене с явным намерением стащить меня вниз, замерли. Хотя, возможно, сделали они это еще и потому, что блондин (а это он так вовремя вмешался) встал у них на пути, закрыв собой ступени.